destroy the slow-motion
Автор: Токидоки
Название: «Как приручить дракона»
Фэндом: VOCALOID
Пейринг: Гакупо/Кайто, Люка/Мейко, +Рин, Лен, Мику
Рейтинг: PG-13 для этой части
Жанр: романс, death-фик
Размер: ~9000 слов.
Примечания: по клипу Ryuno Naku Hakoniwa Yori / From the Sandplay Singing of the Dragon - в тела Гакупо, Кайто и Лена заключены души драконов.
От автора: Меня тоже пугает размер первой части, и еще больше меня страшит то, что вторая часть предполагается с рейтингом, и не дай бог я ее писать буду столько же, сколько и первую. Комментариям буду рада - чем больше отзывов, тем сильнее грызет меня совесть и заставляет писать.
читать дальше- Осень в этом году выдалась на редкость холодная, - заметил Камуи, наблюдая за тем, как тяжелые дождевые капли скользят вниз по мутному, запотевшему стеклу.
За окном верхушки худых сосен пронзали тяжелое антрацитовое небо; изредка блеклые вспышки молний разрезали собой темную пелену грозовых туч, скрывших за собою солнце. Неприятная погода держалась уже несколько дней и непрерывно шел беспощадный ливень, размывший дороги и превративший землю в отвратительное грязевое месиво.
- Совсем как девяносто три года назад, - Лен хмыкнул и прижался носом к холодному окну, всматриваясь в свое отражение. - Помнишь?
Конечно, Гакупо прекрасно помнил ту осень. Что такое девяносто лет для существа, чей срок жизни измеряется тысячелетиями? Гакупо прекрасно помнил, но вот желания вспоминать события былых времен он не имел совершенно, и все мысли его были заняты предстоящим вечером, невероятно трудным, но исполненным веселья. Шион в очередной раз решил привнести в серые будни поместья искорку торжества и шика, но в его синеволосую голову не пришло ничего более нового, чем бал. Камуи эти балы, промежутки времени между которыми все сокращались и сокращались, уже порядочно надоели; обязанность приглашать женщин на танец его весьма удручали, ибо гостьи шионовских балов не могли похвастаться привлекательностью, и, что того хуже, умом.
«Кайто ловок, - думал Камуи без тени зависти, - влюбил в себя девицу, душу готовую продать ради менуэта с ним, и пользуется ее расположением».
- Как думаешь, что Кайто нашел в…в...
- В Хацунэ? – Кагаминэ всегда отличался невероятной догадливостью, за что Гакупо был ему порой безмерно благодарен. – Они в чем-то похожи. В отсутствии своей головы на плечах, например.
Гакупо не смог сдержать смешка; Лен попал в самую точку.
- А по правде, - продолжил Лен, силясь сохранить на лице серьезную мину, - Хацунэ первая, единственная, и, судя по всему, последняя девушка, согласная с ним танцевать. Неужто ты, Гакупо, еще не понял, ради чего вся эта канитель с балами? – тут Кагаминэ устал старательно кривить губы, чтобы не выдать улыбку, и заливисто, холодно рассмеялся, опёршись локтями о подоконник.
- И это мне сейчас говорит тот, кто сам только с сестрицей своей вальсирует, - хмыкнул Гакупо, умело сбивая спесь с лицемерного мальчишки.
- Все бабы здесь как на подбор – до жути стра-а-ашные, - капризно протянул Лен, томно прикрыв глаза, - сестра – единственная моя надежда. Я ей голову лично с плеч снесу, если не явится сегодня вечером.
Камуи тяжело вздохнул и покачал головой. Правила этикета, твердящие что-то про вежливость и учтивость по отношению к своей даме, Лен упрямо игнорировал, позволяя себе совершенно лишнюю в его возрасте вольность в выражениях.
Тем не менее, он был совершенно прав в том отношении, что женщины красотою не отличались, тут Гакупо спорить уже не мог. Более того, почему-то он ощущал себя единственным дураком, свято почитающим этикет и через силу одаривающим комплиментами дам, совершенно того не достойных. Лен поражал своей детской непосредственностью, он просто выбрал в партнерши дражайшую свою сестрицу; Кайто же просто чудесным образом очаровал одну единственную девушку, ради которой и тратился на балы, не стыдясь занимать денег и у Гакупо, идею глупых танцев не поддерживавшего.
- Кайто не любит эту Хацунэ, - задумчиво произнес Лен, вдоволь нахохотавшись, - ему просто жаль эту несчастную малышку, мысли которой день и ночь заняты человеком, отнюдь не подходящим для идеала юной леди. Хацунэ ему и любовные письма пишет, сам видел. Дурак он, Кайто.
- Зачем ты это мне рассказываешь? – Гакупо нахмурился.
- Ну…подумал, что тебе это важно, - Кагаминэ хитро ухмыльнулся, стараясь не заглядывать Камуи в глаза. – В общем, до встречи сегодня вечером. Бывай, - мальчишка махнул Гакупо, обомлевшему от такой наглости, рукой в знак прощания и скрылся за ближайшим углом.
Камуи прислонился лбом к холодному запотевшему стеклу, словно стараясь остудить свой пыл…и внезапно заколотившееся сердце. Иногда Кагаминэ был излишне проницателен.
***
- Я смотрю, мы нынче скупы на хорошее вино для девушек, - голос Шион Мейко потряс мрачный трактир, заставив вздрогнуть бармена. Низенький, пузатый мужчина в заляпанной рубашке навыпуск схватился за сердце и выпустил из рук бутылку вина, грохнувшуюся на пол и разбившуюся вдребезги, щедро обдав бармена и посетителей, имевших несчастье усесться прямо за стойку, дешевым пойлом и осколками. Бармен вздрогнул повторно и взвизгнул совершенно по-поросячьи.
- Коньяк столетней давности! – возопил бармен, деланно хватаясь за голову и принимаясь сокрушаться. – Извольте возместить убыток, не то я...
Мейко звонко рассмеялась и, поднявшись из-за стола, нарочито медленно, мягкой поступью, шаг за шагом приблизилась к стойке.
- Коньяк столетней давности? – переспросила она, будто не поняв вопля бармена с первого раза. – Что-что, - Мейко без видимого усилия топнула по полу, и доски, не выдержав натиска острого каблука, треснули и надломились, - а вот коньяк здесь точно не столетней давности. Приличным людям врать не подобает, - девушка презрительно усмехнулась, - свинья.
Бармен с замершим сердцем слушал спокойную речь Шион, усиленно напуская на себя бесстрашный вид и благодаря Бога за то, что за высокой стойкой не видно того, как трясутся поджилки. Когда Мейко проломила каблуком пол, он в ужасе дернулся назад и, к собственному несчастью, столкнулся спиной с хрупким стеллажом, на котором пылилось с десяток, не больше, бутылок спиртного. Трухлявый стеллаж плавно покачнулся, бутылки зазвенели и, одна за другой, соскользнули с полок, стремительно приближаясь к полу. Бармен вновь завопил, чем уже успел вывести Мейко из себя, и, прикрыв голову руками, присел, содрогаясь от звона бьющегося стекла.
- Берегись! – крикнул кто-то, но уже нельзя было заставить бутылку сменить траекторию падения.
Очередной пузырь приземлился в аккурат на голову «свиньи», и та, печально охнув, плавно слегла в лужу разлитого спиртного и, к удовольствию Шион, потеряла сознание.
Мейко действительно наблюдала за происходящим с мрачным удовольствием, хоть и вершить правосудие не входило в ее обязанности. Она уже даже немного жалела о принятом решении посетить этот Богом забытый трактир, и собиралась было развернуться и уйти прочь, как кто-то грубо схватил ее за локоть и, сжав, прогоготал:
- Куда это вы собрались…миледи? – последнее слово было произнесено с нескрываемой иронией и издевкой, что Шион, привыкшую к должному уважению, покоробило от подобного обращения.
- Убери от меня свои грязные руки, - обернувшись, женщина с нескрываемой угрозой посмотрела нахалу точно в блеклые, не блещущие умом глаза, - пока они не отделились от тела.
Свободной рукой Мейко одернула фалду своего сюртука, открывая тупому взору грубияна изящный эфес прикрепленной ремешком к поясу шпаги, представляющий собой бронзовую змею, обвившуюся вкруг человеческой шеи. Надо было отдать должное мастеру, выковавшему этот эфес с невероятной аккуратностью и осторожностью – на человеческой шее были с легкостью различимы вздувшиеся от вполне естественного страха жилки. Точно такие же жилки взбухли и на шее того, кто осмелился связаться с женщиной, молва и слава о чьем мастерстве достигли и самых глухих уголков королевства; зрачки мужчины расширились, и тот, застыв истуканом от неожиданного поворота событий, внезапно очнулся и поспешил отпустить Мейко, торопливо отходя от нее назад.
- Трус, - хмыкнула Шион на прощание и спокойно покинула трактир, зная, что после печального опыта того мужчины едва ли кто осмелится прикоснуться к ней и пальцем.
Деревенский мальчишка, на плечи которого Шион возложила обязанность постеречь ее коня, со своей работой справился – скакун гнедой масти принялся нетерпеливо рыть землю копытом, завидев своего наездника.
- Уже соскучился, Люк? – Мейко ласково потрепала коня по загривку. – Благодарю за помощь, парень, - она с улыбкой приняла от мальчишки, явно испытывавшего к женщине в непристойном, порочном - кажется, портной немного напутал с размером декольте, - наряде благоговение, поводья, и, уже оказавшись в седле, бросила юноше монету из чистого золота.
- С-спасибо, госпожа! – воскликнул мальчишка, получив в дар, по меркам деревни, в которой он жил, настоящее сокровище, и склонился в почтительном поклоне, преисполненном искренней благодарности к своей добродетели.
Но Шион поклона, ей адресованного, так и не увидела, уже умчавшись из этой глухой деревушки прочь.
***
- Где атласные перчатки госпожи? О нет, дурёха, ну и куда ты их снова дела? Ничего тебе в руки доверить нельзя…
- Карета снова запаздывает, я обязательно буду жаловаться!
- Госпожа Мегуринэ! Времени в обрез, скорее спускайтесь вниз!
Подобная суматоха царила в поместье графини Мегуринэ Люки весь день, и к вечеру обстановка накалилась пуще прежнего – суета нарастала с каждой минутой: служанки носились туда-сюда быстрее стрелы, пущенной из тугого лука; каждая что-то искала, что-то приносила, и отовсюду слышались указания и причитания, а иногда и вскрики особенно нервных девушек, напуганных внезапным раскатом грома или вспышкой молнии.
За окном бушевал ливень, прибивая деревья к земле тяжелыми дождевыми каплями. Мейко, застигнутую стихией на пути домой, не спасал от грозы даже плащ, и она, прижавшись к шее своего гнедого скакуна, шептала ему на ухо, умоляя: «Ну же, осталось совсем немного до дома, милый Люк!». К счастью, огни поместья показались вдали очень скоро, и Шион облегченно вздохнула.
Велико же было ее удивление, когда она, промокшая до нитки, показалась в дверях, и ее тут же взору предстала эта глупая, раздражающая суета, присущая простым людям, к коим прислуга и относилась.
- Подскажи-ка, что здесь происходит? – Мейко схватила за руку пробегавшую мимо служанку, намереваясь выяснить, почему же хозяйка поместья, человек по своей натуре спокойный и умиротворенный, любивший суету и того меньше, чем Мейко, допустила подобное поведение прислуги.
Ответа ждать не пришлось. Девушка в белом фартуке и рта раскрыть не успела, как на лестнице появилась и сама причина такой суматохи – госпожа Мегуринэ Люка, заставившая своим появлением утихнуть залу. Мейко невольно сжала руку служанки сильнее, от чего та сдавленно пискнула и тут же прикрыла рот рукой, опасаясь получить наказание за нарушенную тишину.
- Госпожа... - выдохнула Мейко, восхищенная великолепием туалета Мегуринэ, и совсем позабывшая о том, что ее собственная одежда совсем промокла и под ногами образовалась порядочная лужа.
На самом деле, было чем восхититься. Черное ажурное платье казалось воздушным из-за обилия легкой сетки, кружев и пайеток; узкий корсет приподнимал и без того высокую, великолепную грудь Люки, на этот раз скрытую под тканью платья, обнаженными же оставались женственно-узкие, белые плечи; чудесные фиалковые волосы локонами ниспадали вниз, в отдельных же прядях блестели алмазные нити, переливаясь и искрясь на свету. Графиня, наделенная красотой от природы, теперь выглядела и того красивее и шикарнее, поражая порочностью своей красоты.
- Мейко! – с радостью воскликнула Мегуринэ, завидев среди прислуги свою любимицу, которую уже давно не считала за служанку, и торопливо спустилась по лестнице вниз, шурша платьем.
Шион склонилась в поклоне, и щеки ее порозовели – ей льстило то, что из десятка слуг Мегуринэ выделила именно ее. Узы, связывавшие графиню и Шион, за несколько лет окрепли и стали нерушимы. Мегуринэ сперва видела в своей телохранительнице, кем Мейко ныне и являлась, верного «цепного пса», готового следовать за своей хозяйкой на край света, а затем – задушевную подругу, которой можно было доверить без опасений любой секрет, ведь Шион скорее сама себе язык отрежет шпагой, чем нарушит непреложную клятву и сломит доверие графини. Такую преданность со стороны Мейко Мегуринэ заслужила исключительно учтивым, внимательным, а зачастую и нежным отношением; не раз графиня вытаскивала свою подчиненную из передряг, выбраться из которых самостоятельно не представлялось возможным, и Мейко, в свою очередь, была готова встать на защиту своей госпожи независимо от того, кто противник - один ли рыцарь, или целая армия.
- Добрый вечер, госпожа, - почтительно поздоровалась телохранительница, все еще не смея разогнуться из поклона, и внезапно ощутила, как чьи-то худые, слабые руки приобняли ее за плечи и заставили выпрямиться насильно.
- Здравствуй, моя милая… - Люка заключила Мейко в объятия, не боясь промочить свое шикарное платье о насквозь мокрую одежду Шион.
У ШМейко перехватило дыхание от такой нежности со стороны графини, щеки ее порозовели, и, как бы ни хотелось ей продлить этот теплый момент, она была вынуждена отстранить Люку от себя, опасаясь за великолепие ее туалета.
- Госпо…
- И слушать не желаю, - графиня улыбнулась, проведя по мокрым волосам Шион ладонью, - до тех пор, пока не переоденешься в сухое. Хелен! – Мегуринэ окликнула одну из служанок, - будь добра, подготовь госпоже Шион сухую одежду.
Хелен тут же поспешила наверх исполнять приказ, и Мейко вздохнула – не привыкла она, чтобы графиня звала ее «госпожой Шион».
- Позвольте мне задать один вопрос, - «госпожа Шион» снова опустила восхищенный взгляд на великолепное платье Мегуринэ, - у вас какие-то планы на вечер?
- Бал, - Люка кивнула, - граф Камуи устраивает уже третий за два месяца. Ума не приложу, как ему хватает средств на подобные приемы.
- Я…
- Останусь дома, ты хотела сказать, милая Мейко? – вкрадчиво спросила Люка. – Тебе не стоит отправляться туда со мной, ты ведь совершенно вымотана дорогой – подумать только, три дня домой не возвращалась! Знала бы ты, как я за тебя волновалась, глупая! Кроме того, я же знаю, что ты не любительница подобных увеселений.
- Простите, госпожа, но…
Закончить фразу Шион не успела. Мегуринэ вновь обняла ее, совершенно не волнуясь за платье, и осторожно соприкоснулась своими губами с её, нежно и ненастойчиво. Мейко замерла на месте, ее била дрожь, но в этом была виновна отнюдь не холодная, мокрая одежда, а графиня, позволяющая себе излишние фривольности с прислугой. Мегуринэ не боялась того, что поцелуй останется безответным; единственным терзающим ее страхом было совершенно другое. Поцелуй же безответным не остался. Мейко, хоть и была, мягко говоря, удивлена, позволила себе робко приобнять Люку за талию, и прижалась к губам госпожи сильнее, наслаждаясь сладостью поцелуя. Велико же было ее разочарование, когда Люка отстранилась после продолжительных ласк, и тихо, но уверенно, тоном, не терпящим возражений, произнесла:
- Мейко, ты остаешься здесь. На балу со мной ничего не случится, поверь, а вот ты можешь слечь с болезнью от переутомления.
- Да, госпожа.
Люка задумалась на мгновение, словно теряясь, стоит ли задать волнующий ее вопрос, или же лучше оставить его в закромах своего сознания.
- И, Мейко…почему ты ответила на мой поцелуй?
- Вы недовольны? – Шион торопливо задала встречный вопрос, уже начиная думать о том, что не стоило потакать госпоже в ее внезапной слабости.
- Почему? – Люка была настойчива, и подобные увиливания ее начинали раздражать.
- Вы нравитесь мне. Больше, чем кто-либо другой.
Графиня облегченно улыбнулась. Подобный искренний ответ, без утаек, развеял тень, нависшую над сердцем дамокловым мечом. Мейко стояла перед Мегуринэ, порозовевшая от смущения, старательно прятала глаза. и помимо восхитительного чувства эйфории, нарастающего где-то в глубине души, она ощущала жуткий стыд. Получить удовольствие от поцелуя с девушкой, от поцелуя с собственной госпожой, уму непостижимо!
«Вы нравитесь мне больше, чем кто-либо другой. И никаких «потому что вы – моя госпожа».
- Что ж, милая Мейко, - Люка поправила и без того идеально лежащую прядь волос, - пора распрощаться. Обещаю в красках рассказать тебе, что было на балу, - и она прижалась губами к щеке Мейко в знак прощания, заставив сердце той заколотиться от очередной стыдливой волны.
Карета направилась в сторону поместья графа Камуи.
***
- Добрый вечер, господин!
- Добрый вечер, госпожа!
Звонкие голоса и смех близнецов Кагаминэ порой заглушали оркестр, но поделать с этим, к сожалению, ничего было нельзя. Гакупо, сделав Лену один-единственный выговор за весь вечер, на том и успокоился, посчитав свою миссию выполненной. Бегать за юношей, как заботливая курица за выводком цыплят, в его планы на этот вечер не входило, хотя это, несомненно, было куда веселее, чем вальсировать по залу с женщинами, чьи лица и фигуры можно было назвать скорее отталкивающими взгляд, чем его к себе притягивающими. Изредка Камуи поглядывал по сторонам, силясь отыскать среди приглашенных гостей виновника торжества, то бишь Кайто. Его партнерша, Хацунэ, которую язык Гакупо не поворачивался назвать «возлюбленной Кайто», уже прибыла, к неудовольствию прочих дам, казавшихся ну совсем уж старыми уродинами на ее фоне, и, в первую очередь, к неудовольствию самого Гакупо, ревниво отслеживающему все действия Шиона.
Камуи этим вечером откровенно скучал, и даже позволил себе на некоторое время отступить от свято чтимых правил этикета, прислонившись спиной к колонне. Ему было тяжело найти себе занятие, в отличие от близнецов, то кружившихся по залу, танцуя одним им только известный танец и сбивая другие пары; то принимавшихся приветствовать гостей взамен слуг, которым была отведена эта работа, в духе «мадам, эта шляпка смотрится на вас особенно отвратительно» и «господин, в следующий раз подберите галстук цвета, отличного от цвета коровьего навоза». Совсем близнецы разошлись тогда, когда Рин вторглась в ряды оркестрантов и отобрала скрипку у концертмейстера, а Лен довольно-таки грубо попросил у дирижера одолжить ему палочку. Впрочем, нельзя было сказать, что брат и сестра плохо справлялись с обязанностями, которые сами на себя и наложили: манера игры Рин была несколько своеобразной и излишне экспрессивной, а Лен регулярно отвлекался от дирижирования затем, чтобы почесать нос или затылок, но, тем не менее, оркестранты не смели предъявить претензий, ибо знали, что хозяин поместья, граф Камуи, разведет руками и посоветует смириться.
Оркестр близнецам скоро наскучил, и они вновь вернулись к дверям приветствовать гостей.
- Добрый вечер, господин! – хором здоровались сорванцы, заставляя новоприбывших смущаться от подобной радушности, но, прослушав гору «комплиментов», обличающих все недостатки лица, туалета, или еще чего, мигом холодели к прелестным близнецам.
- Добрый вечер, ма…маменька?! – изумленно воскликнули Кагаминэ, узнав в лице высокой, сухопарой женщины в платье цвета золота собственную мать.
Матушка-Кагаминэ при виде своего чада восторга не испытала, что было, в общем-то, взаимно. Ретироваться близнецам уже не представлялось никакой возможности, и те уже готовились выслушивать многочасовые нотации до тех пор, пока какой-нибудь милосердный джентльмен не отвлечет маменьку и не пригласит ее на полонез. И в самом деле, маменька не упустила возможности пожурить своих дражайших детишек:
- Рин, подумать только, в чем ты явилась на бал! – Матушка-Кагаминэ схватилась за сердце, пораженно осматривая излишне откровенный для девушки наряд Рин.
В самом деле, Рин немного переборщила, обрезая свое алое платье с корсетом, потому длина юбки не позволяла и колени скрыть, обнажая изящные, длинные ноги в черных кружевных чулках. Лен от порочной сестрицы не отставал, не потрудившись пригладить растрепанные непослушные волосы хотя бы к балу, застегнуть верхние пуговицы рубашки и вспомнить, что на торжественные вечера не принято являться в донельзя укороченных брюках.
- Миледи, не откажете ли вы мне в удовольствии потанцевать с вами? – чаруя приветливой улыбкой, Гакупо появился как раз вовремя – близнецы уж устали закатывать глаза, выслушивая глупые нравоучения матери, дом которой они покинули несколько лет назад. – В первый и последний раз, Лен, - едва слышно, холодно шепнул Камуи мальчишке, чтобы не услышала его мать, и тут же вновь натянул на лицо учтивую улыбку, надеясь, что матушка-Кагаминэ не влюбится в него ненароком и не начнет докучать весь вечер, как то происходило обычно с другими барышнями.
А ведь граф Камуи был действительно красив, и красота его была совсем не той красотой, какой обычно обладают мужчины. Поражающие своей длиной волосы потрясающего фиолетового цвета были завиты в тугие локоны, в которых поблескивали камушки бриллиантов; тонкие черты лица, темные, густые ресницы, проницательный взгляд, губы, изогнутые в поддельной улыбке; и, кроме того – великолепная одежда. Гакупо был удивлен, когда его тонкий слух уловил облегченный вздох, вырвавшийся из губ «маменьки», завершившей танец. Видимо, его приворотная магия оказалась не всесильной.
В любом случае, долг Гакупо как наставника и товарища был выполнен; его светловолосые протеже уже успели скрыться, видимо, спрятавшись в спальне Лена наверху, куда ходить гостям уж воспрещалось, и их матушка была лишена удовольствия читать нравоучения.
Вечер же продолжался. Камуи вновь прислонился к колонне, отыскивая глазами в толпе синеволосую макушку, и отыскал он ее в считанные секунды – цвет волос Кайто великолепно выделялся на фоне блондинов, брюнетов и шатенов, да и партнерша его весьма отличалась от прочей массы.
«Едва ли Шион выбрал ее только из-за необычного цвета волос? В конце концов, я ведь тоже не брюнет. И вообще, мои волосы куда шикарнее, чем жалкие жидкие хвостики этой провинциалки... О Господи, да что за глупости я несу?», - Гакупо ущипнул бы себя за руку, но, потратив секунды на раздумье, решил, что не стоит, все равно ведь не удастся почувствовать щипок сквозь ткань перчаток. Тем не менее, эти глупые, незваные мысли докучали ему уже не в первый раз за этот вечер, и Камуи все чаще посматривал на часы в мучительном ожидании, когда же закончится эта изощренная пытка, которую Кайто словно нарочно придумал, чтобы дать понять Гакупо, что тот ему – не пара. «Ох, я снова несу сущий бред. Ненавижу этого синеволосого змея».
Граф был целиком и полностью погружен в свои раздумья, потому не заметил, как по залу прокатился изумленный шепоток. Лишь когда он поднял взгляд, он краем глаза успел заметить чудесные, нежно-розовые локоны и соблазнительную грудь, совершенные контуры которой четко прочерчивались под тонкой тканью платья. Но, едва Гакупо сорвался с места, чтобы завести с новоприбывшей гостьей знакомство, незнакомку уже пригласил на танец другой мужчина.
- Красивая, да? - голос Лена внезапно раздался совсем рядом, заставив Гакупо вздрогнуть от неожиданности.
- Кто она? – задал вопрос граф, не отрывая взгляда от прекрасного создания, вальсирующего, увы, с другим.
- Графиня Мегуринэ Люка, ныне вдова. После смерти мужа в порочных связях не уличалась, - Кагаминэ хмыкнул, проследив направление завороженного взгляда Гакупо, следившего за графиней безотрывно.
Гакупо и впрямь не мог отвести взгляда от Мегуринэ, чей нынешний кавалер, безликий мужчинка, казался рядом с ней настоящим убожеством. Графиня и сама явно не была в восторге от своего партнера, но, тем не менее, она приветливо улыбалась, умело водя кавалера за нос, но вот Гакупо обмануть этим она не могла – Гакупо и сам натягивал на лицо учтивую, вежливую улыбку, если того требовала ситуация, и отличить искренность от подделки ему трудов не стоило.
- Ты не заглядывайся так на нее,- предупредил Лен, нахмурившись, - она совсем как ты, будто соткана из лицемерности.
- Ты обо мне слишком низкого мнения, Кагаминэ, - Камуи ухмыльнулся, но поспорить не мог – в словах Лена была доля правды.
Все еще наблюдавший за Мегуринэ, граф с удовлетворением отметил, как опустились уголки ее лиловых губ, когда танец был завершен. Значит, кавалер ее своей особой не осчастливил и приятных впечатлений за собой не оставил. Сие прискорбное недоразумение Гакупо уж твердо вознамерился исправить, потому уверенно направился к графине, готовый поставить на место любого, кто вздумает переступить ему дорогу. К счастью же для них самих, подобных назойливых людей не нашлось: Камуи, как хозяина бала, в лицо знал каждый, и было бы как минимум невежливо мешать его намерениям.
- Могу ли я надеяться, что вы удостоите меня чести танцевать с вами следующий танец? – склонившись в полупоклоне, Гакупо уже заранее наслаждался осознанием того, что ему отказано не будет.
- Боюсь, я уже приглашена, - приятный, мягкий голос графини пронзил душу Гакупо, словно меч.
Камуи изумленно поднял глаза, едва удержавшись от возмущенного «что?!». Мегуринэ Люка была чарующе красива, но во взгляде ее сквозило ничем не прикрытое высокомерие, и наверняка она была уверена, что она стала первой женщиной, отказавшей Гакупо; возможно, в этой уверенности и была заключена причина отказа, ведь графиня предпочитала быть первой во всем.
Камуи не растерялся. Просто так ронять свое достоинство и приниматься выяснять, какой же пройдоха оказался быстрее его, он не собирался, потому просто пригласил на танец другую даму, казавшуюся жалкой замухрышкой в сравнении с Мегуринэ. Краем глаза граф замечал, как сотрясаются плечи Кагаминэ, наблюдавшего за этой сценой со стороны, от хохота, и в глубине души у него возникало жгучее желание хорошенько отодрать этого паршивца, еще, видимо, не вышедшего из детского возраста. Лен успокоился лишь тогда, когда заметил холодный, убийственный взгляд Гакупо, и торопливо отправился наверх, чтобы продолжить насмехаться над проигравшим графом уже вместе с дражайшей сестрицей.
Оркестр завершил мелодию, и Камуи наконец-то смог отвязаться от общества барышни, которой волей снисходительной судьбы выпала честь танцевать с формальным хозяином бала. Пробежавшись глазами по огромной зале, Гакупо сжал пальцы в кулак и едва удержался от того, чтобы не сплюнуть на идеально отполированный паркетный пол – Мегуринэ среди гостей не было. Бегать и искать графиню за каждой колонной на забаву танцующим в планы Гакупо не входило, и догадка, куда же могла исчезнуть Мегуринэ, у него была только одна. Сад.
Воздух снаружи был пьяняще-свежим после дождя, он освежал разгоряченное тело своей прохладой и остужал пыл. Гакупо шел среди темных кустов растений и цветов с замысловатыми названиями, известными одному только садовнику, силясь отыскать беглянку в темноте. Как назло, луна скрылась под покровом облаков, лишив графа своего путеводного света, но, тем не менее, острое зрение, присущее чаще животным, чем человеку, прекрасно различало фигуры во мраке, и Гакупо уверенно шел в сад все глубже, доверяя своим ощущениям и интуиции.
- Кто здесь? – раздался мягкий, уверенный голос, уже знакомый отвергнутому кавалеру.
- Граф Камуи Гакупо, госпожа графиня, - Камуи ухмыльнулся, узнав в девушке, сидящей на скамейке с витиеватой резьбой, Мегуринэ Люку. – Боюсь, как бы вы не простудились, воздух ночью весьма холоден. Позвольте…
Гакупо, не дожидаясь протестов со стороны женщины, снял с себя пиджак и, оставшись в одной рубашке, набросил его на бледные, голые плечи графини.
- Благодарю, - Мегуринэ улыбнулась. - А вы настойчивы, граф, впрочем, как и десятки добивавшихся моей руки после смерти мужа.
- Ваша красота того стоит. Уверен, ум от красоты не отстает нисколько.
- А не изменится ли ваше мнение после того, как я вновь вам откажу в удовольствии потанцевать со мной?
Камуи хмыкнул. Он чувствовал, что его предположения оправдываются – Мегуринэ не просто так отвергла его, предпочтя его обществу необразованных юнцов или похотливых стариканов, нет. «Проверка на достойность, значит?..».
- Что вы, ваш отказ меня нисколько не смутит, наоборот, мое желание завести знакомство с вами лишь возрастет, графиня.
- Так почему же вам не попытать счастья еще раз? Прямо здесь?
- Лен, я ничего не вижу! Как же у тебя получается различить хоть что-то в этой кромешной тьме? – капризно тянула Рин, усиленно всматриваясь в окно, выходившее на сад.
- Если ты не отойдешь от окна, то я тоже ничего не смогу увидеть, - прошипел Лен, отталкивая сестрицу прочь, и прижался к стеклу, всматриваясь в ночной мрак. – Ух ты, - Кагаминэ хмыкнул, заставив Рин насторожиться, - Гакупо непрост. Эх, видела бы ты это зрелище!
- Ну Ле-ен, не тяни же! Что там?
- Представь себе Гакупо, танцующего с графиней Мегуринэ посреди пустого сада среди розовых кустов, проникнись романтичностью и сладостью момента, - Кагаминэ согнулся пополам от беззвучного смеха.
- По-идиотски смотрится, - заметила Рин, закрыв глаза и рисуя картинку в своем воображении. – Без музыки даже?
- Я ж говорил, что ты проникнешься, сестрица!
Рин засмеялась вместе с братом, и Лену стоило нечеловеческих усилий заставить себя умолкнуть, утереть выступившие от смеха слезы и вновь прильнуть к окну.
- Ну вот, - голос Кагаминэ звучал раздосадованно, - они скрылись.
- А потом ее возлюбленный, вернувшийся из долгого плавания, подарил ей великолепное жемчужное колье…
Кайто вздохнул, но не позволил выражению заинтересованности соскользнуть со своего лица. Тяжело было не заметить, как не подходила Шиону эта маска, как плохо держалась, но Хацунэ Мику была слепа, и продолжала щебетать с такой беззаботностью, что у Кайто создавалось впечатление того, что если вот в эту же секунду обрушатся колонны, то Мику все равно продолжит болтать с полной невозмутимостью, и только под конец ее смазливое личико примет испуганно-жалостливое выражение и она начнет оплакивать погребенного под мраморной плитой Кайто, попутно жалея, что тот так и не дослушал конец той увлекательной истории об образцовых отношениях между мужчиной и женщиной. Изредка Кайто позволял себе отвлекаться и скользить взглядом по залу, отыскивая Гакупо, и всякий раз чувствовал успокаивающее удовлетворение, когда тот стоял, с изящной трагичностью прислонившись к колонне. Но, отвлекшись в этот раз, Шион не смог отыскать его среди гостей, что его отнюдь не порадовало. Мику мигом превратилась из глупенькой, но привлекательной девушки в никчемный балласт, мешающий отправиться на поиски Камуи. «И вообще, какого черта я обязан сидеть и выслушивать эти женские сплетни? Она болтает по меньшей мере час, пора бы уже и успокоиться!»
- Слушай, Мику…
- Кайто, пожалуйста, не перебивай меня, надоел уже! – Мику капризно надула губки, и, как ни в чем ни бывало, продолжила щебетать.
«Надоел? Я-то? – Кайто нахмурился, но решил промолчать. – Ну, как знаешь, продолжай рыть могилу отношениям и дальше, хотя, каким отношениям? Я никогда в тебя не был влюблен».
Тут Шион вздрогнул и резко повернул голову в сторону гостеприимно распахнутых дверей, как любезно подсказала интуиция, и она не ошиблась. В дверях, ведь под руку шикарную женщину, не шедшую в совершенно ни в какое сравнение с Хацунэ, показавшейся теперь заурядной девицей, появился Гакупо. Кайто был готов поклясться, что видел на его лице совершенно искреннюю улыбку, приподнявшую уголки тонких губ, но не искажающую их в мерзкую гримасу, в которой лишь слепой не узнает улыбку поддельную. Увы, окружающие его представительницы прекрасного пола были слепы.
Но эта женщина… О Боже, какой же режущей слух какофонией показались те мелодии и мотивы, которые старательно играл оркестр, ведь сквозь них нельзя было различить ни слова из той непринужденной беседы, которую вел Гакупо со своей партнершей. Подумать только, чтобы Камуи не раздражало женское общество, не отличающееся остротой ума и красотой речи – да это же non-sens! Стало быть, розовощекая красавица сумела преодолеть предвзятое суждение Камуи о женщинах, и Кайто горячо желал узнать, кто же эта дьяволица, заманившая Гакупо в свои сети, словно мошку в паучью паутину.
- Миледи, вы меня приятно удивили, - усмехнулся Гакупо, закончив с графиней беседу о немецких композиторах, - вот уж не знал, что кто-то будет знать биографию Брамса лучше, чем я. Стало быть, играете вы не хуже, чем ведете беседу на тему музыки?
- Вы мне льстите, - Мегуринэ постаралась изобразить легкий укор во взгляде, но, к несчастью, вот это ей удалось уже гораздо хуже, чем светская беседа, - но, может, я и смогу оправдать ваши надежды, если вы предоставите мне инструмент.
- Поднимемся наверх? В моем кабинете стоит рояль, иногда занимаюсь на досуге.
- Да, конечно, - улыбнувшись, графиня позволила Гакупо увести ее наверх по широкой парадной лестнице, покрытой алой ковровой дорожкой.
Кайто печально проводил их взглядом, но тут же был одернут капризным возгласом Мику: «Кайто, ты меня совсем не слушаешь!»
Мегуринэ, идя следом за графом, осматривалась по сторонам, но в темноте, к сожалению, контуры угадывались слабо. Ночь выдалась облачная, потому света, пробивающегося сквозь стекло широких окон, не хватало даже на то, чтобы хоть как-то осветить дорогу, и графине оставалось лишь удивляться тому, как Камуи может ориентироваться в этом мраке и не теряться в переплетениях коридоров.
- Прошу, - Камуи отворил дубовую дверь, ведущую в кабинет, гостеприимно приглашая Мегуринэ войти.
Оказавшись в кабинете, Люка поразилась тому, как здесь все сквозило уютом – начиная коврами на полу и заканчивая камином. Кажется, эта комната только по глупой формальности звалась кабинетом; на самом же деле ее обстановка отнюдь не располагала к работе, а наоборот, расслабляла. Высокий белоснежный потолок, украшенный лепниной; на кофейного цвета обоях плясали отблески пламени, потрескивавшего в покрытом рельефными узорами камине; темный паркет, укрытый турецкими коврами ручной работы. Первым делом в глаза бросался рояль – массивный инструмент стоял в самом центре комнаты, восхищая взор своим великолепием – белый, что плечи юной девушки, с позолоченными ножками, и графиня ничуть не сомневалась, что звуки рояля будут ничуть не менее чисты, чем он сам. Письменный стол же одиноко ютился едва ли не в самом углу, рядом с небольшим книжным стеллажом – единственное, что давало комнате право носить гордое название «кабинет», хотя, изучив ее обстановку, графиня не задумываясь бы обозвала ее комнатой отдыха, взглянув на одну только пышную софу против камина.
Мегуринэ, не медля, бросилась к роялю, уже успевшему приковать к себе целиком и безраздельно все внимание женщины. Подняв крышку инструмента, она опустила изящный пальчик на ноту «до», и тут же чистейший, звонкий, как колокольчик звук раздался в комнате.
- Господин граф, я бы хотела попросить вас о небольшом одолжении, - Люка посмотрела на Гакупо, и тот приметил нотки игривости и задора в глубоких голубых глазах.
- О, если я сочту вашу просьбу выполнимой, то непременно постараюсь вам угодить, - Камуи не имел способности читать чужие мысли, потому не мог заранее предугадать, о чем же попросит его графиня, расположение которой удалось завоевать в замечательно короткие сроки, но уже заранее знал, что, так или иначе, не посмеет отказать.
Впрочем, даже если бы Гакупо и мог на минутку заглянуть в мысли женщины, то, несомненно, торопливо бы покинул ее голову с таким ощущением, как если бы он заглянул под платье молодой барышни. Как скрыто самое главное под десятком подъюбников, так и важнейшие темы для рассуждений спрятаны под роем глупых и бесполезных раздумий над свежими сплетнями.
- Не откажите ли вы мне в удовольствии сыграть что-нибудь в четыре руки?
Оказывается, и дельные мысли посещают нежные женские головки.
- Боюсь, как бы мне не опозориться перед вами. Уверен, мой уровень совсем не соответствует вашему, миледи, - вежливо врал Гакупо, будучи совершенно убежденным в том, что в игре на рояле ему нет равных; по крайней мере, сейчас, в этом поместье.
- Но ведь вы даже не слышали моей игры, а уже беретесь утверждать, что я на ступень выше вас! – возмутилась Мегуринэ, совершенно не замечая лживости в словах графа. Уж в чем, но в искусном вранье Гакупо точно равных не имел.
- Что ж, прошу, исправьте это досадное недоразумение. Я буду рад послушать вашу игру.
Графиня чувствовала себя четырнадцатилетней юной девицей, к которой заботливая матушка приставила к любимой дочери гувернантку, как раз и обучившую молодую Люку игре на фортепиано. Тот день, когда Люке пришлось сдавать итоговый, сложнейший экзамен, Мегуринэ, наверное, никогда забыть не сможет – когда еще проснешься посреди ночи, схватишь партитуру, и дрожащими пальцами примешься играть экзаменационное произведение на воображаемых клавишах, опасаясь пропустить хоть одну ноту? К слову, экзамен был провален – юное дитя, не выдержав эмоционального напряжения, разрыдалось на середине произведения и едва не прищемило себе пальцы, в истерике захлопнув крышку фортепиано.
Люка заняла место на скамеечке за роялем, и, аккуратно расправив платье и сняв перчатки, глубоко вздохнула, стараясь успокоить волнение. Пальцы дрожали, совсем как в день экзамена, и графиня нарочно выбрала из своей памяти отрывок, который помнила лучше собственного имени – нет, правда, попробуйте разбудить ее посреди ночи, насильно усадить за инструмент, и услышите игру, близкую к совершенству.
Гакупо прислонился к роялю, и совесть уже не грызла его изнутри за такие фривольности; в конце концов чопорность никак не поможет по достоинству оценить таланты. А талант у Мегуринэ был, даже Гакупо это признавал, слушая мелодию, лившуюся из-под тонких пальцев графини, прикрывшей глаза.
- Изумительно, - Камуи всегда был щедр на похвалу, - ошибки почти незаметны.
- У вас невероятно тонкий слух, господин граф, - заметила Люка, чуть порозовевшая от положительной оценки ее способностей. – Так что же, я выдержала экзамен?
Гакупо хмыкнул.
- Да, и весьма достойно. Но что же будет, если я ошибусь ненароком?
- О, в качестве наказания я проведу урок и научу вас, как же сыграть верно тот замысловатый момент, где вы допустите ошибку.
- Я не согласен на наказание, совершенно ничем ни отличающееся от истинного наслаждения! Поверьте, вы играете лучше и лучше многих дам, слушать которых я имел неуд…удовольствие.
- Да вы склонны к страдальчеству, - Люка хитро улыбнулась, наблюдая за тем, как граф устраивается рядом, - я совершенно отвратительный преподаватель.
- Что ж, теперь у меня есть стимул. Как насчет...
Граф и графиня довольно быстро пришли к соглашению, выбирая, какое же произведение лучше сыграть; оказывается, Мегуринэ всевозможных этюдов и вариаций знала не меньше, чем Камуи.
Усиленные совершеннейшим резонансом звуки эхом отдавались в сердцах играющих, заставляли струны их душ дрожать, восхищаясь великолепием песни, лившейся из-под их пальцев. Лишь воистину волшебная музыка способна заставить человеческую сущность достигнуть экстаза, и Гакупо был уверен – рядом с ним сидела не женщина, а истинное дитя небес – совершенная его противоположность, такая чистая и такая воздушная.
Заключительный аккорд прозвучал неуверенно и слабо, будто бы Камуи не желал останавливать мелодию, хотел, чтобы эта эйфория, затронувшая его мертвое нутро, продлилась хоть немного дольше. Мегуринэ, прикрывшая глаза, улыбнулась, стараясь успокоить сердце, все еще бившееся в быстром ритме произведения:
- Вы упустили акцент в последнем аккорде, вот уж не ожидала от вас столь грубой ошибки. Что ж, сыграем заново?
- Вы воистину ангел, - с неподдельным восхищением заметил Камуи, накрыв своей ладонью маленькую женскую ладошку.
Люка была смущена комплиментом, совсем как юная, имеющая на уме своем исключительно балы да романы, барышня, и торопливо одернуть руку она не поспешила, но была готова это сделать, если Гакупо зайдет немного дальше, что тот и планировал.
- Надо же, в ваших словах нет ни грамма лести. Когда же я в последний раз слышала такие искренние комплименты?
- Я готов часами сравнивать вас с чистейшими созданиями Творца нашего, если вы только позволите. – Камуи смотрел женщине в глаза, понимая, что надежда остынуть и выбраться из теплых, согревающих лучей невинности гаснет с каждой секундой. – Я все сильнее влюбляюсь в вас.
Графиня покраснела, и тут ладонь графа сжала ее руку чуть сильнее.
- Только что… вы произнесли это вслух.
- Правда? – Гакупо был действительно удивлен, и в твердом взгляде его на мгновенье промелькнула паника. – Язык мой – враг мой, что ж поделать. Самое страшное то, что он, кажется, произнес правду.
- Так мне еще в любви никогда не признавались. Обычно мне месяцами докучают любовными письмами такие же скучные люди, как и эпитеты, которые они подбирают в своих посланьицах – им я внимания уделяю столько же, сколько и мошке на стене. Но, как бы я ни…
- Молю, ни слова больше! – Гакупо прикоснулся губами к оголенному плечу графини, целуя бледную, сладкую кожу.
Мегуринэ вся горела от той интонации, с которой говорил граф, от теплоты его прикосновений, но…
- Но граф, я не могу ответить вам…
- Я ведь подлец, - взгляд Камуи заметно погрустнел, когда граф, нарочно перебив Мегуринэ, не дал ей закончить фразу, - а подлецам дозволено вытворять подобное для достижения своих целей.
Гакупо прижался губами к губам Люки, обжег ядом этот оплот женственности, опорочил его. Мегуринэ предприняла попытку оттолкнуть мерзавца, но его рука предусмотрительно легла на талию графини, не позволив поцелую разрушиться.
Дракон вновь ощутил вкус человеческой плоти. Вкус, слаще и приторнее которого нет ничего на свете.
Прежде, чем ужасная боль острым лезвием полоснула слух Гакупо, тот успел отстраниться, опасаясь причинить вред графине. В следующую же секунду в уши Камуи ворвался драконий рев, достигающий самых глубин его тела, сотрясающий его мощной звуковой волной. Крик графа в сравнении с этим ревом был не громче комариного писка, но его было достаточно, чтобы Люка испуганно вскочила со скамеечки, наблюдая за тем, как Гакупо отчаянно прижимает руки к ушам, пытаясь заглушить неестественный звук, излишне громкий для человеческого тела.
- Граф, вы…Что с вами? – Мегуринэ сказала бы, что в комнате была идеальная тишина, нарушаемая разве что только воплями Гакупо, и причина страданий Камуи была ей непонятна.
Его слух подвергся тяжелейшему испытанию. Терзаемый децибелами, словно раскаленными иглами, одна за другой вонзаемыми в барабанную перепонку, Камуи рычал, раздираемый драконьим ревом, исходившим из самой его души, глаза его горели, и Гакупо был готов пронзить себя собственной же шпагой, лишь бы сократить мучения. Кажется, таким стонов, преисполненных столь ужасного страдания, не издаст и душа, проходящая сквозь Круги Ада.
Графиня в ужасе опустилась на колени, коснувшись пальцами ресниц – пальцы ощутили влагу. Люка плакала, ее сердце страдало от одного только лицезрения того, как скверна овладевает телом Камуи, причиняя ему поистине адскую боль.
- Я…я позову кого-нибудь на помощь! – Мегуринэ поспешила к двери, находясь под разлагающим мышление влиянием паники, и когда дернула дверную ручку, стало ясно – дверь была заперта графом. Весьма пре… непредусмотрительно с его стороны.
- Наверное, - охрипший от крика, внезапно раздавшийся за спиной голос графа напугал Мегуринэ едва ли не до смерти, - будь вы в состоянии мыслить ясно, вы назвали бы меня сущим дьяволом.
Камуи закашлялся, все еще рефлекторно прижимая ладони к ушам. Рев внезапно утих, но боль слепила, и дышать удавалось с трудом – вдохи получались неестественно отрывистыми.
- Граф, - Люки, прижав к груди руку, медленно приблизилась к прислонившемуся к роялю графу, испытывая жалость, возобладавшую над страхом, - могу ли… могу ли я оказать вам какую-нибудь помощь?
Камуи промолчал, только попытался подняться, опираясь о рояль. Подняв голову, он заглянул в глаза стоящей перед ним женщины, и стоило их взглядам встретиться, как Люка в ужасе прижала ладони к губам.
- Граф… Вы прокляты, не иначе! – голос Мегуринэ дрожал, и та поспешила отпрянуть, но одержимый змеем Камуи оказался быстрее, и молниеносным рывком его пальцы сомкнулись на тонкой шее графини.
Бездыханное тело с глухим стуком упало на пол.
- Послушай, Мику…
- Кайто! Ну снова ты меня прерываешь, и снова на ключевом моменте!
«Вот уж не знал, - Шион хмыкнул, - что детальное описание приготовления чая и есть ключевой момент во всей этой дурацкой истории».
- Мику! – Кайто вспылил, заставив бестолковую подружку, тут же надувшую губки, умолкнуть. – Позволь мне оставить тебя ненадолго, у меня есть кое-какие дела наверху.
- Но Кайто, я не хочу оставаться здесь одна! – Хацунэ принялась капризничать и верещать, чем все больше выводила Шиона, уставшего от беспрерывной пустой болтовни, из себя.
- О Господи…Хорошо, можешь пойти со мной, только, Бога ради, если я попрошу что-нибудь – выполни это беспрекословно.
- Конечно!
Мику буквально светилась счастьем, а Шион, уже порядком подуставший от ее назойливого общества, но не смевший от этого общества отказаться, опасаясь скандала, выглядел достаточно изморенным. Еще бы, несколько часов выслушивать веселое щебетание Хацунэ на английском, изредка сменявшимся французским от переизбытка чувств, - то еще испытание. Шион отличался редкостной флегматичностью и мягкотелостью, отчего не мог просто вежливо подняться и распрощаться с девушкой, как бы поступил Гакупо в его случае, и по этой же причине он позволил Хацунэ следовать за ним наверх, хотя она могла с легкостью, сама того не подозревая, разрушить все его намерения. Впрочем, Кайто сам толком объяснить не мог, зачем же ему нужно наверх и каков его план действий; единственное, что было совершенно точно ясно – нужно было отыскать Гакупо и выяснить, что же у него с той прелестной миледи, которую он под руку препроводил на второй этаж.
- Кайто, - плаксивым голосом позвала Мику, хватаясь за рукав шионовского сюртука, - мне страшно!
- Тише ты, - с досадой отмахнулся от девушки Шион, напряженно вслушиваясь, где же раздастся хоть какой-нибудь шорох, указавший бы на местонахождение Камуи и его возможной пассии.
Хацунэ обомлела от такой наглости - «тише ты»?! В ее пустой головке уже зародилась мысль о том, что непременно стоит отпустить рукав Кайто и нарочно остаться здесь, посреди лабиринта коридоров, чтобы тем самым выразить протест, но стоило ей взглянуть на мрачные тени, пляшущие на стенах, как это безрассудное желание немедленно пропало, и Мику поспешила догнать своего возлюбленного.
Кайто же шел медленно, но уверенно, усиленно напрягая тончайший слух, не присущий человеческому роду. Но, каким бы тонким его слух ни был, различить хоть что-то в шелесте платья Хацунэ удавалось с трудом, потому Шион замер, остановив жестом и Мику.
- Кайто, мы что, заблудились? – с опаской спросила Мику, не ведая, как сильно рассердила Кайто тем самым.
- Мику, дьявол тебя!..
Вздрогнув, Хацунэ умолкла, не упустив случая обидеться на свою пассию и мысленно пообещав себе, что непременно выскажет Шиону все, что она о нем думает, когда наступит момент расставания, а до тех пор можно придумать, какие же несуществующие грехи можно Шиону приписать для пущего эффекта.
Кайто же, воспользовавшись моментом затишья, напряженно вслушивался в тишину, и торжествующе ухмыльнулся, когда его слух уловил вдалеке смешок, принадлежавший, без сомнения, Гакупо.
- Пойдем, - теперь уже Кайто взял Мику за руку, опасаясь, как бы та не отстала, - и ни звука…хорошо?
Мику почувствовала, что голос Кайто снова стал привычно-мягким, но не посмела пойти Шиону наперекор, потому болтать и высказывать свое возмущение по поводу отнюдь не нежному обращению не стала, и просто последовала туда, куда Шион ее вел.
- Пожалуйста, отойди в сторону, - попросил Кайто, когда они достигли конца пути, остановившись у одной из многочисленных дверей.
- Хорошо, - Мику кивнула, но свое неудовольствие ей спрятать не удалось – что же от нее такого Кайто скрывает, раз просит отойти? Уж не тайную ли возлюбленную?
Кайто прижался ухом к двери, рассчитывая услышать разговор, как минимум, но увы – за дверью стояла полная тишина. Ошибиться дверью Шион не мог, он совершенно отчетливо слышал голос Камуи, потому был полностью уверен в правильности своего выбора. В конце концов, любопытство взяло над ним верх, и он тихо приоткрыл дверь, заглядывая внутрь.
- Ох черт.., - выдохнул Кайто, и Мику, заинтересованная донельзя, наперекор приказу Кайто засунула и свой длинный нос в щель.
В ту же секунду раздался высокий женский визг, и Кайто не оставалось ничего другого, кроме как зажать Хацунэ рот, чтобы та не шумела зря. Вообще, все порядочные женщины в подобные моменты просто обязаны изящно упасть в обморок, тихо ахнув, но Мику в класс порядочных не входила, потому чудом умудрялась верещать даже сквозь ладонь Кайто. Впрочем, верещать было из-за чего, и винить слабонервную девицу было бы несправедливо, ведь не каждый же день хрупкие, нежные создания сталкиваются с женскими трупами ослепительной красоты, на чьих мертвых лицах, в расширенных зрачках глаз, не укрытых веками, остался страшный отпечаток ужаса и боли?
- Госпожа Мегуринэ! – воскликнула Мику, с трудов убрав ладонь Кайто от своего рта.
- Мегуринэ? – недоуменно спросил Кайто, не ожидая, что его пустоголовая спутница окажется знакомой убитой (а Кайто был уверен, что женщина умерла не своей смертью).
- Кайто, черт тебя побери, - за дверью раздался низкий голос, и в следующий момент дверь распахнулась, явив взору Кайто осунувшегося Гакупо, сверлившего яростным взглядом притихшую Мику, - так и собираешься ждать, пока она привлечет своим писком внимание? Она здесь лишняя.
- Понял, Гакупо. – Шион уныло вздохнул, всем своим видом показывая, что был бы рад отказаться от исполнения приказа Камуи, скрытого меж строк, и опустил ладонь на шею дрожащей, удивительно быстро словившей, что же крылось за непонятными словами Камуи, Мику. - Прости.
- К-Кайто! Почему? – Хацунэ боялась пошевелиться, смутно осознавая, что Шион не пойдет против воли графа, и, к ее же счастью, совершенно не понимая, что Кайто убьет ее и из-за собственного, отчасти, желания.
- Положение обязывает, - холодно ответил Шион, усилив давление.
Бездыханная Хацунэ обмякла в его руках, и Кайто, войдя в комнату, осторожно уложил ее на софу. Как только голова девушки коснулась подлокотника софы, Шион мгновенно выбросил ее из головы, и не подумав о том, чтобы посмотреть на нее в последний раз. Слишком уж часто Кайто ее видел в последнее время, чтобы не насытиться обществом Мику вдоволь.
Гакупо стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, мрачно созерцая картину, сложившуюся в этой комнате, и изредка морщился, когда не угасшая до конца боль в ушах напоминала о себе.
- Думаю, бал пора заканчивать, - Кайто серьезно посмотрел на Гакупо, тщетно стараясь заглянуть ему в глаза – Камуи прятал взгляд, как мог, - я спущусь вниз и все улажу. И, Гакупо…я был бы рад, если бы рассказал мне, что здесь, - Кайто кивнул на труп графини, - произошло, черт тебя. Встретимся в гостиной.
Гакупо молча кивнул и покинул комнату первым, не глядя более на мертвое тело.
***
В камине тихо потрескивал огонь, согревая небольшую комнатку и одаривая ее теплым золотым светом. Окна были скрыты за задернутыми гардинами, не дававшим лунному свету и малейшей возможности проникнуть внутрь сквозь оконные стекла; да и что такое лунный свет против пламени в камине?
В таком уюте только и делать, что пить чай да вести занимательные беседы по вечерам, засиживаясь с собеседником до поздней ночи, а то и вообще не отправляясь на боковую до самого утра. Чая Кайто не обещал, но беседа обещала быть занимательной – давненько в глазах Шиона не появлялось выражения крайней растерянности, удивления и мимолетного испуга, как в тот момент, когда он заглянул в кабинет. В конце концов, Гакупо не был обязан отчитываться перед Кайто, вмешавшимся не в свои дела, но предстоящий разговор граф не расценивал, как отчет, напротив, ему было необходимо кому-то выговориться.
- Гости понемногу расходятся, - Кайто наконец появился в комнате, несказанно обрадовав этим скучавшего Гакупо, - так что скоро все утихнет.
Шион, вздохнув, расстегнул пуговицы сюртука, и, сняв его, уложил на спинку кресла, оставшись в рубашке и неизменном голубом шарфе, с которым не расставался и летом. С шарфом на шее куда жарче, чем в сюртуке, но характер Кайто, увы, был слишком мягок, чтобы бороться с устоявшимися привычками. Не привычками даже – фетишами, граф сказал бы, наблюдая со стороны за своим протеже весьма продолжительное время.
В ту ночь Гакупо был немногословен. Кайто молча слушал пересказ, нахмурившись, и старался не заглядывать Камуи в глаза. Совершенно нечеловеческие, вертикальные драконьи зрачки еще не успели принять нормальную форму, однако Кайто волновало совсем не это. Смог ли сам Гакупо окончательно прийти в нормальное состояние?
В последний раз, когда проклятая драконья душа выходила из-под контроля, Камуи неистовствовал не один день, и Шиону приходилось едва ли не насильно его обездвиживать, чтобы лишних дел не натворил. Кайто хорошо помнил, какими страданиями окупилась мимолетная слабость Камуи по отношению к девушкам, и искренне не представлял себе, каким же невероятным созданием должна была быть Мегуринэ, чтобы Гакупо позабыл о том, какую боль претерпевал несколько лет назад.
Рассказ, к неудовольствию Кайто, был завершен. Шион надеялся на куда более распространенное повествование, Гакупо же ограничился кратким пересказом событий, что было совершенно на Камуи, склонного к длинным, рассудительным речам, не похоже. В этот раз излишне яркие эмоции по поводу пережитого мешали расставить все на свои места.
- Мог бы поговорить подольше, - недовольный, Кайто наконец повернулся к Гакупо, уставившись на него требовательным взглядом.
Граф ухмыльнулся, наблюдая за тем, как шевелились шионовские губы с каждым произнесенным словом, искажаясь в безмолвной гримасе. Безмолвной для него.
- Шион, я тебя, - Гакупо выдержал короткую паузу, - не слышу.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только сосредоточенным сопением Кайто. Кайто похлопал глазами, ожидая, что Гакупо поздравит его с днем дурака, но поздравлений не было, да и какой день дурака, когда за окном ноябрь?
- Правда не слышишь? – Шион не нашел более уместного вопроса, хотя, в сложившейся ситуации никакая устная речь не могла быть уместной.
- Читать по губам, несомненно, занятие увлекательное, - Гакупо хмыкнул, - но неимоверно сложное без продолжительной практики. Буду рад, если ты избавишь меня от обязанности им заниматься.
Кайто растерянно кивнул, совершенно не понимая, отчего же Камуи так спокоен. Только что до его синеволосой макушки наконец дошло, что, само собой, драконий рев оставил отпечаток на слухе Гакупо и бесследно не прошел, и смириться с тем, что близкий товарищ совершенно оглох Кайто не представлялось возможным.
- Спокойной ночи, Шион, - Гакупо поднялся с места. - Прости, что нагрузил проблемами.
Разговор был окончен.
***
Гакупо, вздохнув, опустился на кровать, и, опершись локтем о колено, запустил пальцы в волосы. Мысли, кружившиеся в его голове, неприятно кололи и царапали душу. «Я чертов грешник, - Камуи сжал прядь волос в кулаке и стиснул зубы от ярости и бессилия, - еще и Кайто втянуть умудрился. Чем я не истинный дьявол?».
- Влюбился в женщину и убил ее, получив отказ… Либо мерзавцы, либо дураки способны опуститься до такого идиотского поступка. Боюсь, я отношусь и к тем, и другим.
- Ты действительно дурак, Гакупо.
Камуи не видел и не слышал, как в дверях его спальни появился Кайто, чуть более взъерошенный, чем обычно, и выражением крайней обеспокоенности на лице, но почувствовал, и, подняв голову, нахмурился. В тусклом, колеблющемся свете свечи морщины под глазами графа казались такими глубокими, а глаза – безжизненными, как заметил Кайто, с горечью всматриваясь в лицо Гакупо, но кто знает – возможно, то была игра света.
Шион не собирался простоять всю ночь, прислонившись к дверному косяку, и, приблизившись к Камуи, сел по-турецки на ковер прямо перед ним, заставив графа с иронией изогнуть бровь.
- Простудишься и помрешь – то еще счастье будет, дурень, - Гакупо смотрел на своего протеже сверху вниз, и, стоит отметить, ему это нравилось.
- Ты еще глупее меня, поверь, - горько улыбнулся Кайто, так, словно бы хотел что-то сказать, но не мог.
Камуи внимательно следил за тем, как изгибаются нежными линиями бледные губы Шиона. «Такие бледные, - думал граф, - как розы, укрытые первым снегом. Садовник обязан уберечь их от погибели, иначе увядшие розы не будут радовать глаз. Как жаль же иногда, что мое положение куда выше положения простого работящего!». За своими мыслями Гакупо совсем забыл вникнуть в то, что Шион хотел до него, оглохнувшего, донести, и искренне понадеялся, что ничего важного Кайто не произнес.
- Изволь уж объясниться, зачем пришел, - вздохнул граф, пытаясь заполнить затянувшееся, угнетающее молчание.
Кайто приоткрыл рот, собираясь начать, но не произнеся ни звука, молча заглотил воздух и торопливо сжал губы, отведя взгляд в сторону. Может, Гакупо и заметил бы эти странные метания, но, увы, был занят другим. Он с интересом наблюдал, как тени пламени свечи пляшут на шионовских ключицах, не скрытых рубашкой; пляшут на тонких запястьях, красивых пальцах; скользят везде, безнаказанно дотрагиваясь, а Кайто и не чувствует этих невесомых прикосновений, равно как и Гакупо не слышит голоса Шиона.
- Ты говорил, что был влюблен в Мегуринэ, и, получив отказ, убил ее, не совладав с собой, - Кайто, сглотнув, все же начал свою речь, и Гакупо, к счастью, успел перевести взгляд на его губы и сконцентрироваться на понимании, нежели на глупых образах, - но…ничерта ты в нее влюблен не был, просто хотел скоротать ночь в ее обществе. Любил бы – не отослал на тот свет, и глазом не моргнув.
Камуи усмехнулся.
- Наверное, из меня чтец по губам весьма паршивый, либо ты действительно пытаешься меня оправдать. Зачем оно тебе? Сам-то и не подумал уберечь свою прелестную пустоголовую леди от смерти.
- Я не любил ее, - нахмурился Кайто, - и не полюбил бы, даже если бы влил в себя предварительно с литр чего-нибудь горячительного.
- Тогда чего ради ты устраивал все эти поистине идиотские приемы и балы, не упуская возможности пройтись передо мной с той девушкой под руку? – Гакупо говорил совершенно спокойно, но Шион чувствовал, что тот медленно начинает раздражаться.
Кайто отвернулся, и с неохотой ответил:
- Я хотел разжечь в тебе ревность.
Камуи мог читать по губам, но по затылку читать еще не научился, и вряд ли научился бы когда-нибудь, потому не смог ни услышать, ни прочесть сказанного не вовремя отвернувшимся Шионом. Вздохнув, граф с неохотой опустился на ковер, на колени, и, протянув руку, взял Кайто за подбородок и насильно заставил повернуть голову.
- Как затрепетал, - хмыкнул граф, отмечая, как незамедлительно заалели шионовские уши. – А теперь повтори предыдущую фразу так, чтобы донести ее до меня. Я хочу получить ответ.
- Я хотел…разжечь в тебе ревность.
Графа, наверное, уже сложно было чем-либо удивить в этой долгой жизни, но тот понимал – Шион совершил невозможное. Кайтовские щеки совсем покраснели от румянца, а губы искажались в беззвучной гримасе – говорил что-то. Камуи уже не хотел всматриваться в каждое их движение, заранее зная, какую чушь Шион нес. Оправдаться хотел, извиниться, наговорить ерунды, а потом подняться, развернуться и уйти, и, наверное, совершить самоубийство с облегчающей боль мыслью: «Я это сделал». Допускать последнего Гакупо не собирался.
- Ты слишком много болтаешь, Шион, - Кайто тотчас поспешил умолкнуть и смущенно отвести взгляд. – Разжечь ревность, да? Как тебе в голову могла прийти такая чушь, ума не приложу…
И в то же время Камуи благодарил небо за то, что Шион не был наделен способностью читать мысли, иначе он быстрее самого графа понял бы истинные мотивы знакомства с Мегуринэ. «Кажется…я тоже хотел заставить тебя ревновать».
Кайто ждал чего-то с замершим, не смеющим шелохнуться сердцем. Отчего-то ему казалось, что Гакупо, все еще держащий его двумя пальцами за подбородок, непременно…удушит его за мысли о том, что благородный граф, прослывший истинным рыцарем и покорителем женских сердец, опустится до содомии – не иначе, как абсурд. Пожалуй, Кайто впору было бы читать молитву, но святые слова некстати выпали из закромов его памяти, да и вообще: сложно вспомнить то, чего не знал. К счастью же Шиона, Гакупо, вздохнув, наконец отпустил его и, молча разувшись, улегся на кровать как был, в одежде.
В голове Кайто немедленно заворошились тревожные мысли о том, что Камуи, по меньшей мере, обиделся – о боже, как же смешно звучит! – но подумать о том, что даже бессмертные к концу тяжелого дня мечтают хорошенько выспаться, Кайто не смел, имея склонность все усложнять, и даже собирался уныло плестись в свою комнату, как тихий голос Гакупо вытащил его из пучин отчаяния:
- Будь добр, погаси свечу, прежде чем разделить со мной это ложе.
Стоит ли говорить, что просьбу графа Кайто выполнил без промедления?
Название: «Как приручить дракона»
Фэндом: VOCALOID
Пейринг: Гакупо/Кайто, Люка/Мейко, +Рин, Лен, Мику
Рейтинг: PG-13 для этой части
Жанр: романс, death-фик
Размер: ~9000 слов.
Примечания: по клипу Ryuno Naku Hakoniwa Yori / From the Sandplay Singing of the Dragon - в тела Гакупо, Кайто и Лена заключены души драконов.
От автора: Меня тоже пугает размер первой части, и еще больше меня страшит то, что вторая часть предполагается с рейтингом, и не дай бог я ее писать буду столько же, сколько и первую. Комментариям буду рада - чем больше отзывов, тем сильнее грызет меня совесть и заставляет писать.
читать дальше- Осень в этом году выдалась на редкость холодная, - заметил Камуи, наблюдая за тем, как тяжелые дождевые капли скользят вниз по мутному, запотевшему стеклу.
За окном верхушки худых сосен пронзали тяжелое антрацитовое небо; изредка блеклые вспышки молний разрезали собой темную пелену грозовых туч, скрывших за собою солнце. Неприятная погода держалась уже несколько дней и непрерывно шел беспощадный ливень, размывший дороги и превративший землю в отвратительное грязевое месиво.
- Совсем как девяносто три года назад, - Лен хмыкнул и прижался носом к холодному окну, всматриваясь в свое отражение. - Помнишь?
Конечно, Гакупо прекрасно помнил ту осень. Что такое девяносто лет для существа, чей срок жизни измеряется тысячелетиями? Гакупо прекрасно помнил, но вот желания вспоминать события былых времен он не имел совершенно, и все мысли его были заняты предстоящим вечером, невероятно трудным, но исполненным веселья. Шион в очередной раз решил привнести в серые будни поместья искорку торжества и шика, но в его синеволосую голову не пришло ничего более нового, чем бал. Камуи эти балы, промежутки времени между которыми все сокращались и сокращались, уже порядочно надоели; обязанность приглашать женщин на танец его весьма удручали, ибо гостьи шионовских балов не могли похвастаться привлекательностью, и, что того хуже, умом.
«Кайто ловок, - думал Камуи без тени зависти, - влюбил в себя девицу, душу готовую продать ради менуэта с ним, и пользуется ее расположением».
- Как думаешь, что Кайто нашел в…в...
- В Хацунэ? – Кагаминэ всегда отличался невероятной догадливостью, за что Гакупо был ему порой безмерно благодарен. – Они в чем-то похожи. В отсутствии своей головы на плечах, например.
Гакупо не смог сдержать смешка; Лен попал в самую точку.
- А по правде, - продолжил Лен, силясь сохранить на лице серьезную мину, - Хацунэ первая, единственная, и, судя по всему, последняя девушка, согласная с ним танцевать. Неужто ты, Гакупо, еще не понял, ради чего вся эта канитель с балами? – тут Кагаминэ устал старательно кривить губы, чтобы не выдать улыбку, и заливисто, холодно рассмеялся, опёршись локтями о подоконник.
- И это мне сейчас говорит тот, кто сам только с сестрицей своей вальсирует, - хмыкнул Гакупо, умело сбивая спесь с лицемерного мальчишки.
- Все бабы здесь как на подбор – до жути стра-а-ашные, - капризно протянул Лен, томно прикрыв глаза, - сестра – единственная моя надежда. Я ей голову лично с плеч снесу, если не явится сегодня вечером.
Камуи тяжело вздохнул и покачал головой. Правила этикета, твердящие что-то про вежливость и учтивость по отношению к своей даме, Лен упрямо игнорировал, позволяя себе совершенно лишнюю в его возрасте вольность в выражениях.
Тем не менее, он был совершенно прав в том отношении, что женщины красотою не отличались, тут Гакупо спорить уже не мог. Более того, почему-то он ощущал себя единственным дураком, свято почитающим этикет и через силу одаривающим комплиментами дам, совершенно того не достойных. Лен поражал своей детской непосредственностью, он просто выбрал в партнерши дражайшую свою сестрицу; Кайто же просто чудесным образом очаровал одну единственную девушку, ради которой и тратился на балы, не стыдясь занимать денег и у Гакупо, идею глупых танцев не поддерживавшего.
- Кайто не любит эту Хацунэ, - задумчиво произнес Лен, вдоволь нахохотавшись, - ему просто жаль эту несчастную малышку, мысли которой день и ночь заняты человеком, отнюдь не подходящим для идеала юной леди. Хацунэ ему и любовные письма пишет, сам видел. Дурак он, Кайто.
- Зачем ты это мне рассказываешь? – Гакупо нахмурился.
- Ну…подумал, что тебе это важно, - Кагаминэ хитро ухмыльнулся, стараясь не заглядывать Камуи в глаза. – В общем, до встречи сегодня вечером. Бывай, - мальчишка махнул Гакупо, обомлевшему от такой наглости, рукой в знак прощания и скрылся за ближайшим углом.
Камуи прислонился лбом к холодному запотевшему стеклу, словно стараясь остудить свой пыл…и внезапно заколотившееся сердце. Иногда Кагаминэ был излишне проницателен.
***
- Я смотрю, мы нынче скупы на хорошее вино для девушек, - голос Шион Мейко потряс мрачный трактир, заставив вздрогнуть бармена. Низенький, пузатый мужчина в заляпанной рубашке навыпуск схватился за сердце и выпустил из рук бутылку вина, грохнувшуюся на пол и разбившуюся вдребезги, щедро обдав бармена и посетителей, имевших несчастье усесться прямо за стойку, дешевым пойлом и осколками. Бармен вздрогнул повторно и взвизгнул совершенно по-поросячьи.
- Коньяк столетней давности! – возопил бармен, деланно хватаясь за голову и принимаясь сокрушаться. – Извольте возместить убыток, не то я...
Мейко звонко рассмеялась и, поднявшись из-за стола, нарочито медленно, мягкой поступью, шаг за шагом приблизилась к стойке.
- Коньяк столетней давности? – переспросила она, будто не поняв вопля бармена с первого раза. – Что-что, - Мейко без видимого усилия топнула по полу, и доски, не выдержав натиска острого каблука, треснули и надломились, - а вот коньяк здесь точно не столетней давности. Приличным людям врать не подобает, - девушка презрительно усмехнулась, - свинья.
Бармен с замершим сердцем слушал спокойную речь Шион, усиленно напуская на себя бесстрашный вид и благодаря Бога за то, что за высокой стойкой не видно того, как трясутся поджилки. Когда Мейко проломила каблуком пол, он в ужасе дернулся назад и, к собственному несчастью, столкнулся спиной с хрупким стеллажом, на котором пылилось с десяток, не больше, бутылок спиртного. Трухлявый стеллаж плавно покачнулся, бутылки зазвенели и, одна за другой, соскользнули с полок, стремительно приближаясь к полу. Бармен вновь завопил, чем уже успел вывести Мейко из себя, и, прикрыв голову руками, присел, содрогаясь от звона бьющегося стекла.
- Берегись! – крикнул кто-то, но уже нельзя было заставить бутылку сменить траекторию падения.
Очередной пузырь приземлился в аккурат на голову «свиньи», и та, печально охнув, плавно слегла в лужу разлитого спиртного и, к удовольствию Шион, потеряла сознание.
Мейко действительно наблюдала за происходящим с мрачным удовольствием, хоть и вершить правосудие не входило в ее обязанности. Она уже даже немного жалела о принятом решении посетить этот Богом забытый трактир, и собиралась было развернуться и уйти прочь, как кто-то грубо схватил ее за локоть и, сжав, прогоготал:
- Куда это вы собрались…миледи? – последнее слово было произнесено с нескрываемой иронией и издевкой, что Шион, привыкшую к должному уважению, покоробило от подобного обращения.
- Убери от меня свои грязные руки, - обернувшись, женщина с нескрываемой угрозой посмотрела нахалу точно в блеклые, не блещущие умом глаза, - пока они не отделились от тела.
Свободной рукой Мейко одернула фалду своего сюртука, открывая тупому взору грубияна изящный эфес прикрепленной ремешком к поясу шпаги, представляющий собой бронзовую змею, обвившуюся вкруг человеческой шеи. Надо было отдать должное мастеру, выковавшему этот эфес с невероятной аккуратностью и осторожностью – на человеческой шее были с легкостью различимы вздувшиеся от вполне естественного страха жилки. Точно такие же жилки взбухли и на шее того, кто осмелился связаться с женщиной, молва и слава о чьем мастерстве достигли и самых глухих уголков королевства; зрачки мужчины расширились, и тот, застыв истуканом от неожиданного поворота событий, внезапно очнулся и поспешил отпустить Мейко, торопливо отходя от нее назад.
- Трус, - хмыкнула Шион на прощание и спокойно покинула трактир, зная, что после печального опыта того мужчины едва ли кто осмелится прикоснуться к ней и пальцем.
Деревенский мальчишка, на плечи которого Шион возложила обязанность постеречь ее коня, со своей работой справился – скакун гнедой масти принялся нетерпеливо рыть землю копытом, завидев своего наездника.
- Уже соскучился, Люк? – Мейко ласково потрепала коня по загривку. – Благодарю за помощь, парень, - она с улыбкой приняла от мальчишки, явно испытывавшего к женщине в непристойном, порочном - кажется, портной немного напутал с размером декольте, - наряде благоговение, поводья, и, уже оказавшись в седле, бросила юноше монету из чистого золота.
- С-спасибо, госпожа! – воскликнул мальчишка, получив в дар, по меркам деревни, в которой он жил, настоящее сокровище, и склонился в почтительном поклоне, преисполненном искренней благодарности к своей добродетели.
Но Шион поклона, ей адресованного, так и не увидела, уже умчавшись из этой глухой деревушки прочь.
***
- Где атласные перчатки госпожи? О нет, дурёха, ну и куда ты их снова дела? Ничего тебе в руки доверить нельзя…
- Карета снова запаздывает, я обязательно буду жаловаться!
- Госпожа Мегуринэ! Времени в обрез, скорее спускайтесь вниз!
Подобная суматоха царила в поместье графини Мегуринэ Люки весь день, и к вечеру обстановка накалилась пуще прежнего – суета нарастала с каждой минутой: служанки носились туда-сюда быстрее стрелы, пущенной из тугого лука; каждая что-то искала, что-то приносила, и отовсюду слышались указания и причитания, а иногда и вскрики особенно нервных девушек, напуганных внезапным раскатом грома или вспышкой молнии.
За окном бушевал ливень, прибивая деревья к земле тяжелыми дождевыми каплями. Мейко, застигнутую стихией на пути домой, не спасал от грозы даже плащ, и она, прижавшись к шее своего гнедого скакуна, шептала ему на ухо, умоляя: «Ну же, осталось совсем немного до дома, милый Люк!». К счастью, огни поместья показались вдали очень скоро, и Шион облегченно вздохнула.
Велико же было ее удивление, когда она, промокшая до нитки, показалась в дверях, и ее тут же взору предстала эта глупая, раздражающая суета, присущая простым людям, к коим прислуга и относилась.
- Подскажи-ка, что здесь происходит? – Мейко схватила за руку пробегавшую мимо служанку, намереваясь выяснить, почему же хозяйка поместья, человек по своей натуре спокойный и умиротворенный, любивший суету и того меньше, чем Мейко, допустила подобное поведение прислуги.
Ответа ждать не пришлось. Девушка в белом фартуке и рта раскрыть не успела, как на лестнице появилась и сама причина такой суматохи – госпожа Мегуринэ Люка, заставившая своим появлением утихнуть залу. Мейко невольно сжала руку служанки сильнее, от чего та сдавленно пискнула и тут же прикрыла рот рукой, опасаясь получить наказание за нарушенную тишину.
- Госпожа... - выдохнула Мейко, восхищенная великолепием туалета Мегуринэ, и совсем позабывшая о том, что ее собственная одежда совсем промокла и под ногами образовалась порядочная лужа.
На самом деле, было чем восхититься. Черное ажурное платье казалось воздушным из-за обилия легкой сетки, кружев и пайеток; узкий корсет приподнимал и без того высокую, великолепную грудь Люки, на этот раз скрытую под тканью платья, обнаженными же оставались женственно-узкие, белые плечи; чудесные фиалковые волосы локонами ниспадали вниз, в отдельных же прядях блестели алмазные нити, переливаясь и искрясь на свету. Графиня, наделенная красотой от природы, теперь выглядела и того красивее и шикарнее, поражая порочностью своей красоты.
- Мейко! – с радостью воскликнула Мегуринэ, завидев среди прислуги свою любимицу, которую уже давно не считала за служанку, и торопливо спустилась по лестнице вниз, шурша платьем.
Шион склонилась в поклоне, и щеки ее порозовели – ей льстило то, что из десятка слуг Мегуринэ выделила именно ее. Узы, связывавшие графиню и Шион, за несколько лет окрепли и стали нерушимы. Мегуринэ сперва видела в своей телохранительнице, кем Мейко ныне и являлась, верного «цепного пса», готового следовать за своей хозяйкой на край света, а затем – задушевную подругу, которой можно было доверить без опасений любой секрет, ведь Шион скорее сама себе язык отрежет шпагой, чем нарушит непреложную клятву и сломит доверие графини. Такую преданность со стороны Мейко Мегуринэ заслужила исключительно учтивым, внимательным, а зачастую и нежным отношением; не раз графиня вытаскивала свою подчиненную из передряг, выбраться из которых самостоятельно не представлялось возможным, и Мейко, в свою очередь, была готова встать на защиту своей госпожи независимо от того, кто противник - один ли рыцарь, или целая армия.
- Добрый вечер, госпожа, - почтительно поздоровалась телохранительница, все еще не смея разогнуться из поклона, и внезапно ощутила, как чьи-то худые, слабые руки приобняли ее за плечи и заставили выпрямиться насильно.
- Здравствуй, моя милая… - Люка заключила Мейко в объятия, не боясь промочить свое шикарное платье о насквозь мокрую одежду Шион.
У ШМейко перехватило дыхание от такой нежности со стороны графини, щеки ее порозовели, и, как бы ни хотелось ей продлить этот теплый момент, она была вынуждена отстранить Люку от себя, опасаясь за великолепие ее туалета.
- Госпо…
- И слушать не желаю, - графиня улыбнулась, проведя по мокрым волосам Шион ладонью, - до тех пор, пока не переоденешься в сухое. Хелен! – Мегуринэ окликнула одну из служанок, - будь добра, подготовь госпоже Шион сухую одежду.
Хелен тут же поспешила наверх исполнять приказ, и Мейко вздохнула – не привыкла она, чтобы графиня звала ее «госпожой Шион».
- Позвольте мне задать один вопрос, - «госпожа Шион» снова опустила восхищенный взгляд на великолепное платье Мегуринэ, - у вас какие-то планы на вечер?
- Бал, - Люка кивнула, - граф Камуи устраивает уже третий за два месяца. Ума не приложу, как ему хватает средств на подобные приемы.
- Я…
- Останусь дома, ты хотела сказать, милая Мейко? – вкрадчиво спросила Люка. – Тебе не стоит отправляться туда со мной, ты ведь совершенно вымотана дорогой – подумать только, три дня домой не возвращалась! Знала бы ты, как я за тебя волновалась, глупая! Кроме того, я же знаю, что ты не любительница подобных увеселений.
- Простите, госпожа, но…
Закончить фразу Шион не успела. Мегуринэ вновь обняла ее, совершенно не волнуясь за платье, и осторожно соприкоснулась своими губами с её, нежно и ненастойчиво. Мейко замерла на месте, ее била дрожь, но в этом была виновна отнюдь не холодная, мокрая одежда, а графиня, позволяющая себе излишние фривольности с прислугой. Мегуринэ не боялась того, что поцелуй останется безответным; единственным терзающим ее страхом было совершенно другое. Поцелуй же безответным не остался. Мейко, хоть и была, мягко говоря, удивлена, позволила себе робко приобнять Люку за талию, и прижалась к губам госпожи сильнее, наслаждаясь сладостью поцелуя. Велико же было ее разочарование, когда Люка отстранилась после продолжительных ласк, и тихо, но уверенно, тоном, не терпящим возражений, произнесла:
- Мейко, ты остаешься здесь. На балу со мной ничего не случится, поверь, а вот ты можешь слечь с болезнью от переутомления.
- Да, госпожа.
Люка задумалась на мгновение, словно теряясь, стоит ли задать волнующий ее вопрос, или же лучше оставить его в закромах своего сознания.
- И, Мейко…почему ты ответила на мой поцелуй?
- Вы недовольны? – Шион торопливо задала встречный вопрос, уже начиная думать о том, что не стоило потакать госпоже в ее внезапной слабости.
- Почему? – Люка была настойчива, и подобные увиливания ее начинали раздражать.
- Вы нравитесь мне. Больше, чем кто-либо другой.
Графиня облегченно улыбнулась. Подобный искренний ответ, без утаек, развеял тень, нависшую над сердцем дамокловым мечом. Мейко стояла перед Мегуринэ, порозовевшая от смущения, старательно прятала глаза. и помимо восхитительного чувства эйфории, нарастающего где-то в глубине души, она ощущала жуткий стыд. Получить удовольствие от поцелуя с девушкой, от поцелуя с собственной госпожой, уму непостижимо!
«Вы нравитесь мне больше, чем кто-либо другой. И никаких «потому что вы – моя госпожа».
- Что ж, милая Мейко, - Люка поправила и без того идеально лежащую прядь волос, - пора распрощаться. Обещаю в красках рассказать тебе, что было на балу, - и она прижалась губами к щеке Мейко в знак прощания, заставив сердце той заколотиться от очередной стыдливой волны.
Карета направилась в сторону поместья графа Камуи.
***
- Добрый вечер, господин!
- Добрый вечер, госпожа!
Звонкие голоса и смех близнецов Кагаминэ порой заглушали оркестр, но поделать с этим, к сожалению, ничего было нельзя. Гакупо, сделав Лену один-единственный выговор за весь вечер, на том и успокоился, посчитав свою миссию выполненной. Бегать за юношей, как заботливая курица за выводком цыплят, в его планы на этот вечер не входило, хотя это, несомненно, было куда веселее, чем вальсировать по залу с женщинами, чьи лица и фигуры можно было назвать скорее отталкивающими взгляд, чем его к себе притягивающими. Изредка Камуи поглядывал по сторонам, силясь отыскать среди приглашенных гостей виновника торжества, то бишь Кайто. Его партнерша, Хацунэ, которую язык Гакупо не поворачивался назвать «возлюбленной Кайто», уже прибыла, к неудовольствию прочих дам, казавшихся ну совсем уж старыми уродинами на ее фоне, и, в первую очередь, к неудовольствию самого Гакупо, ревниво отслеживающему все действия Шиона.
Камуи этим вечером откровенно скучал, и даже позволил себе на некоторое время отступить от свято чтимых правил этикета, прислонившись спиной к колонне. Ему было тяжело найти себе занятие, в отличие от близнецов, то кружившихся по залу, танцуя одним им только известный танец и сбивая другие пары; то принимавшихся приветствовать гостей взамен слуг, которым была отведена эта работа, в духе «мадам, эта шляпка смотрится на вас особенно отвратительно» и «господин, в следующий раз подберите галстук цвета, отличного от цвета коровьего навоза». Совсем близнецы разошлись тогда, когда Рин вторглась в ряды оркестрантов и отобрала скрипку у концертмейстера, а Лен довольно-таки грубо попросил у дирижера одолжить ему палочку. Впрочем, нельзя было сказать, что брат и сестра плохо справлялись с обязанностями, которые сами на себя и наложили: манера игры Рин была несколько своеобразной и излишне экспрессивной, а Лен регулярно отвлекался от дирижирования затем, чтобы почесать нос или затылок, но, тем не менее, оркестранты не смели предъявить претензий, ибо знали, что хозяин поместья, граф Камуи, разведет руками и посоветует смириться.
Оркестр близнецам скоро наскучил, и они вновь вернулись к дверям приветствовать гостей.
- Добрый вечер, господин! – хором здоровались сорванцы, заставляя новоприбывших смущаться от подобной радушности, но, прослушав гору «комплиментов», обличающих все недостатки лица, туалета, или еще чего, мигом холодели к прелестным близнецам.
- Добрый вечер, ма…маменька?! – изумленно воскликнули Кагаминэ, узнав в лице высокой, сухопарой женщины в платье цвета золота собственную мать.
Матушка-Кагаминэ при виде своего чада восторга не испытала, что было, в общем-то, взаимно. Ретироваться близнецам уже не представлялось никакой возможности, и те уже готовились выслушивать многочасовые нотации до тех пор, пока какой-нибудь милосердный джентльмен не отвлечет маменьку и не пригласит ее на полонез. И в самом деле, маменька не упустила возможности пожурить своих дражайших детишек:
- Рин, подумать только, в чем ты явилась на бал! – Матушка-Кагаминэ схватилась за сердце, пораженно осматривая излишне откровенный для девушки наряд Рин.
В самом деле, Рин немного переборщила, обрезая свое алое платье с корсетом, потому длина юбки не позволяла и колени скрыть, обнажая изящные, длинные ноги в черных кружевных чулках. Лен от порочной сестрицы не отставал, не потрудившись пригладить растрепанные непослушные волосы хотя бы к балу, застегнуть верхние пуговицы рубашки и вспомнить, что на торжественные вечера не принято являться в донельзя укороченных брюках.
- Миледи, не откажете ли вы мне в удовольствии потанцевать с вами? – чаруя приветливой улыбкой, Гакупо появился как раз вовремя – близнецы уж устали закатывать глаза, выслушивая глупые нравоучения матери, дом которой они покинули несколько лет назад. – В первый и последний раз, Лен, - едва слышно, холодно шепнул Камуи мальчишке, чтобы не услышала его мать, и тут же вновь натянул на лицо учтивую улыбку, надеясь, что матушка-Кагаминэ не влюбится в него ненароком и не начнет докучать весь вечер, как то происходило обычно с другими барышнями.
А ведь граф Камуи был действительно красив, и красота его была совсем не той красотой, какой обычно обладают мужчины. Поражающие своей длиной волосы потрясающего фиолетового цвета были завиты в тугие локоны, в которых поблескивали камушки бриллиантов; тонкие черты лица, темные, густые ресницы, проницательный взгляд, губы, изогнутые в поддельной улыбке; и, кроме того – великолепная одежда. Гакупо был удивлен, когда его тонкий слух уловил облегченный вздох, вырвавшийся из губ «маменьки», завершившей танец. Видимо, его приворотная магия оказалась не всесильной.
В любом случае, долг Гакупо как наставника и товарища был выполнен; его светловолосые протеже уже успели скрыться, видимо, спрятавшись в спальне Лена наверху, куда ходить гостям уж воспрещалось, и их матушка была лишена удовольствия читать нравоучения.
Вечер же продолжался. Камуи вновь прислонился к колонне, отыскивая глазами в толпе синеволосую макушку, и отыскал он ее в считанные секунды – цвет волос Кайто великолепно выделялся на фоне блондинов, брюнетов и шатенов, да и партнерша его весьма отличалась от прочей массы.
«Едва ли Шион выбрал ее только из-за необычного цвета волос? В конце концов, я ведь тоже не брюнет. И вообще, мои волосы куда шикарнее, чем жалкие жидкие хвостики этой провинциалки... О Господи, да что за глупости я несу?», - Гакупо ущипнул бы себя за руку, но, потратив секунды на раздумье, решил, что не стоит, все равно ведь не удастся почувствовать щипок сквозь ткань перчаток. Тем не менее, эти глупые, незваные мысли докучали ему уже не в первый раз за этот вечер, и Камуи все чаще посматривал на часы в мучительном ожидании, когда же закончится эта изощренная пытка, которую Кайто словно нарочно придумал, чтобы дать понять Гакупо, что тот ему – не пара. «Ох, я снова несу сущий бред. Ненавижу этого синеволосого змея».
Граф был целиком и полностью погружен в свои раздумья, потому не заметил, как по залу прокатился изумленный шепоток. Лишь когда он поднял взгляд, он краем глаза успел заметить чудесные, нежно-розовые локоны и соблазнительную грудь, совершенные контуры которой четко прочерчивались под тонкой тканью платья. Но, едва Гакупо сорвался с места, чтобы завести с новоприбывшей гостьей знакомство, незнакомку уже пригласил на танец другой мужчина.
- Красивая, да? - голос Лена внезапно раздался совсем рядом, заставив Гакупо вздрогнуть от неожиданности.
- Кто она? – задал вопрос граф, не отрывая взгляда от прекрасного создания, вальсирующего, увы, с другим.
- Графиня Мегуринэ Люка, ныне вдова. После смерти мужа в порочных связях не уличалась, - Кагаминэ хмыкнул, проследив направление завороженного взгляда Гакупо, следившего за графиней безотрывно.
Гакупо и впрямь не мог отвести взгляда от Мегуринэ, чей нынешний кавалер, безликий мужчинка, казался рядом с ней настоящим убожеством. Графиня и сама явно не была в восторге от своего партнера, но, тем не менее, она приветливо улыбалась, умело водя кавалера за нос, но вот Гакупо обмануть этим она не могла – Гакупо и сам натягивал на лицо учтивую, вежливую улыбку, если того требовала ситуация, и отличить искренность от подделки ему трудов не стоило.
- Ты не заглядывайся так на нее,- предупредил Лен, нахмурившись, - она совсем как ты, будто соткана из лицемерности.
- Ты обо мне слишком низкого мнения, Кагаминэ, - Камуи ухмыльнулся, но поспорить не мог – в словах Лена была доля правды.
Все еще наблюдавший за Мегуринэ, граф с удовлетворением отметил, как опустились уголки ее лиловых губ, когда танец был завершен. Значит, кавалер ее своей особой не осчастливил и приятных впечатлений за собой не оставил. Сие прискорбное недоразумение Гакупо уж твердо вознамерился исправить, потому уверенно направился к графине, готовый поставить на место любого, кто вздумает переступить ему дорогу. К счастью же для них самих, подобных назойливых людей не нашлось: Камуи, как хозяина бала, в лицо знал каждый, и было бы как минимум невежливо мешать его намерениям.
- Могу ли я надеяться, что вы удостоите меня чести танцевать с вами следующий танец? – склонившись в полупоклоне, Гакупо уже заранее наслаждался осознанием того, что ему отказано не будет.
- Боюсь, я уже приглашена, - приятный, мягкий голос графини пронзил душу Гакупо, словно меч.
Камуи изумленно поднял глаза, едва удержавшись от возмущенного «что?!». Мегуринэ Люка была чарующе красива, но во взгляде ее сквозило ничем не прикрытое высокомерие, и наверняка она была уверена, что она стала первой женщиной, отказавшей Гакупо; возможно, в этой уверенности и была заключена причина отказа, ведь графиня предпочитала быть первой во всем.
Камуи не растерялся. Просто так ронять свое достоинство и приниматься выяснять, какой же пройдоха оказался быстрее его, он не собирался, потому просто пригласил на танец другую даму, казавшуюся жалкой замухрышкой в сравнении с Мегуринэ. Краем глаза граф замечал, как сотрясаются плечи Кагаминэ, наблюдавшего за этой сценой со стороны, от хохота, и в глубине души у него возникало жгучее желание хорошенько отодрать этого паршивца, еще, видимо, не вышедшего из детского возраста. Лен успокоился лишь тогда, когда заметил холодный, убийственный взгляд Гакупо, и торопливо отправился наверх, чтобы продолжить насмехаться над проигравшим графом уже вместе с дражайшей сестрицей.
Оркестр завершил мелодию, и Камуи наконец-то смог отвязаться от общества барышни, которой волей снисходительной судьбы выпала честь танцевать с формальным хозяином бала. Пробежавшись глазами по огромной зале, Гакупо сжал пальцы в кулак и едва удержался от того, чтобы не сплюнуть на идеально отполированный паркетный пол – Мегуринэ среди гостей не было. Бегать и искать графиню за каждой колонной на забаву танцующим в планы Гакупо не входило, и догадка, куда же могла исчезнуть Мегуринэ, у него была только одна. Сад.
Воздух снаружи был пьяняще-свежим после дождя, он освежал разгоряченное тело своей прохладой и остужал пыл. Гакупо шел среди темных кустов растений и цветов с замысловатыми названиями, известными одному только садовнику, силясь отыскать беглянку в темноте. Как назло, луна скрылась под покровом облаков, лишив графа своего путеводного света, но, тем не менее, острое зрение, присущее чаще животным, чем человеку, прекрасно различало фигуры во мраке, и Гакупо уверенно шел в сад все глубже, доверяя своим ощущениям и интуиции.
- Кто здесь? – раздался мягкий, уверенный голос, уже знакомый отвергнутому кавалеру.
- Граф Камуи Гакупо, госпожа графиня, - Камуи ухмыльнулся, узнав в девушке, сидящей на скамейке с витиеватой резьбой, Мегуринэ Люку. – Боюсь, как бы вы не простудились, воздух ночью весьма холоден. Позвольте…
Гакупо, не дожидаясь протестов со стороны женщины, снял с себя пиджак и, оставшись в одной рубашке, набросил его на бледные, голые плечи графини.
- Благодарю, - Мегуринэ улыбнулась. - А вы настойчивы, граф, впрочем, как и десятки добивавшихся моей руки после смерти мужа.
- Ваша красота того стоит. Уверен, ум от красоты не отстает нисколько.
- А не изменится ли ваше мнение после того, как я вновь вам откажу в удовольствии потанцевать со мной?
Камуи хмыкнул. Он чувствовал, что его предположения оправдываются – Мегуринэ не просто так отвергла его, предпочтя его обществу необразованных юнцов или похотливых стариканов, нет. «Проверка на достойность, значит?..».
- Что вы, ваш отказ меня нисколько не смутит, наоборот, мое желание завести знакомство с вами лишь возрастет, графиня.
- Так почему же вам не попытать счастья еще раз? Прямо здесь?
- Лен, я ничего не вижу! Как же у тебя получается различить хоть что-то в этой кромешной тьме? – капризно тянула Рин, усиленно всматриваясь в окно, выходившее на сад.
- Если ты не отойдешь от окна, то я тоже ничего не смогу увидеть, - прошипел Лен, отталкивая сестрицу прочь, и прижался к стеклу, всматриваясь в ночной мрак. – Ух ты, - Кагаминэ хмыкнул, заставив Рин насторожиться, - Гакупо непрост. Эх, видела бы ты это зрелище!
- Ну Ле-ен, не тяни же! Что там?
- Представь себе Гакупо, танцующего с графиней Мегуринэ посреди пустого сада среди розовых кустов, проникнись романтичностью и сладостью момента, - Кагаминэ согнулся пополам от беззвучного смеха.
- По-идиотски смотрится, - заметила Рин, закрыв глаза и рисуя картинку в своем воображении. – Без музыки даже?
- Я ж говорил, что ты проникнешься, сестрица!
Рин засмеялась вместе с братом, и Лену стоило нечеловеческих усилий заставить себя умолкнуть, утереть выступившие от смеха слезы и вновь прильнуть к окну.
- Ну вот, - голос Кагаминэ звучал раздосадованно, - они скрылись.
- А потом ее возлюбленный, вернувшийся из долгого плавания, подарил ей великолепное жемчужное колье…
Кайто вздохнул, но не позволил выражению заинтересованности соскользнуть со своего лица. Тяжело было не заметить, как не подходила Шиону эта маска, как плохо держалась, но Хацунэ Мику была слепа, и продолжала щебетать с такой беззаботностью, что у Кайто создавалось впечатление того, что если вот в эту же секунду обрушатся колонны, то Мику все равно продолжит болтать с полной невозмутимостью, и только под конец ее смазливое личико примет испуганно-жалостливое выражение и она начнет оплакивать погребенного под мраморной плитой Кайто, попутно жалея, что тот так и не дослушал конец той увлекательной истории об образцовых отношениях между мужчиной и женщиной. Изредка Кайто позволял себе отвлекаться и скользить взглядом по залу, отыскивая Гакупо, и всякий раз чувствовал успокаивающее удовлетворение, когда тот стоял, с изящной трагичностью прислонившись к колонне. Но, отвлекшись в этот раз, Шион не смог отыскать его среди гостей, что его отнюдь не порадовало. Мику мигом превратилась из глупенькой, но привлекательной девушки в никчемный балласт, мешающий отправиться на поиски Камуи. «И вообще, какого черта я обязан сидеть и выслушивать эти женские сплетни? Она болтает по меньшей мере час, пора бы уже и успокоиться!»
- Слушай, Мику…
- Кайто, пожалуйста, не перебивай меня, надоел уже! – Мику капризно надула губки, и, как ни в чем ни бывало, продолжила щебетать.
«Надоел? Я-то? – Кайто нахмурился, но решил промолчать. – Ну, как знаешь, продолжай рыть могилу отношениям и дальше, хотя, каким отношениям? Я никогда в тебя не был влюблен».
Тут Шион вздрогнул и резко повернул голову в сторону гостеприимно распахнутых дверей, как любезно подсказала интуиция, и она не ошиблась. В дверях, ведь под руку шикарную женщину, не шедшую в совершенно ни в какое сравнение с Хацунэ, показавшейся теперь заурядной девицей, появился Гакупо. Кайто был готов поклясться, что видел на его лице совершенно искреннюю улыбку, приподнявшую уголки тонких губ, но не искажающую их в мерзкую гримасу, в которой лишь слепой не узнает улыбку поддельную. Увы, окружающие его представительницы прекрасного пола были слепы.
Но эта женщина… О Боже, какой же режущей слух какофонией показались те мелодии и мотивы, которые старательно играл оркестр, ведь сквозь них нельзя было различить ни слова из той непринужденной беседы, которую вел Гакупо со своей партнершей. Подумать только, чтобы Камуи не раздражало женское общество, не отличающееся остротой ума и красотой речи – да это же non-sens! Стало быть, розовощекая красавица сумела преодолеть предвзятое суждение Камуи о женщинах, и Кайто горячо желал узнать, кто же эта дьяволица, заманившая Гакупо в свои сети, словно мошку в паучью паутину.
- Миледи, вы меня приятно удивили, - усмехнулся Гакупо, закончив с графиней беседу о немецких композиторах, - вот уж не знал, что кто-то будет знать биографию Брамса лучше, чем я. Стало быть, играете вы не хуже, чем ведете беседу на тему музыки?
- Вы мне льстите, - Мегуринэ постаралась изобразить легкий укор во взгляде, но, к несчастью, вот это ей удалось уже гораздо хуже, чем светская беседа, - но, может, я и смогу оправдать ваши надежды, если вы предоставите мне инструмент.
- Поднимемся наверх? В моем кабинете стоит рояль, иногда занимаюсь на досуге.
- Да, конечно, - улыбнувшись, графиня позволила Гакупо увести ее наверх по широкой парадной лестнице, покрытой алой ковровой дорожкой.
Кайто печально проводил их взглядом, но тут же был одернут капризным возгласом Мику: «Кайто, ты меня совсем не слушаешь!»
Мегуринэ, идя следом за графом, осматривалась по сторонам, но в темноте, к сожалению, контуры угадывались слабо. Ночь выдалась облачная, потому света, пробивающегося сквозь стекло широких окон, не хватало даже на то, чтобы хоть как-то осветить дорогу, и графине оставалось лишь удивляться тому, как Камуи может ориентироваться в этом мраке и не теряться в переплетениях коридоров.
- Прошу, - Камуи отворил дубовую дверь, ведущую в кабинет, гостеприимно приглашая Мегуринэ войти.
Оказавшись в кабинете, Люка поразилась тому, как здесь все сквозило уютом – начиная коврами на полу и заканчивая камином. Кажется, эта комната только по глупой формальности звалась кабинетом; на самом же деле ее обстановка отнюдь не располагала к работе, а наоборот, расслабляла. Высокий белоснежный потолок, украшенный лепниной; на кофейного цвета обоях плясали отблески пламени, потрескивавшего в покрытом рельефными узорами камине; темный паркет, укрытый турецкими коврами ручной работы. Первым делом в глаза бросался рояль – массивный инструмент стоял в самом центре комнаты, восхищая взор своим великолепием – белый, что плечи юной девушки, с позолоченными ножками, и графиня ничуть не сомневалась, что звуки рояля будут ничуть не менее чисты, чем он сам. Письменный стол же одиноко ютился едва ли не в самом углу, рядом с небольшим книжным стеллажом – единственное, что давало комнате право носить гордое название «кабинет», хотя, изучив ее обстановку, графиня не задумываясь бы обозвала ее комнатой отдыха, взглянув на одну только пышную софу против камина.
Мегуринэ, не медля, бросилась к роялю, уже успевшему приковать к себе целиком и безраздельно все внимание женщины. Подняв крышку инструмента, она опустила изящный пальчик на ноту «до», и тут же чистейший, звонкий, как колокольчик звук раздался в комнате.
- Господин граф, я бы хотела попросить вас о небольшом одолжении, - Люка посмотрела на Гакупо, и тот приметил нотки игривости и задора в глубоких голубых глазах.
- О, если я сочту вашу просьбу выполнимой, то непременно постараюсь вам угодить, - Камуи не имел способности читать чужие мысли, потому не мог заранее предугадать, о чем же попросит его графиня, расположение которой удалось завоевать в замечательно короткие сроки, но уже заранее знал, что, так или иначе, не посмеет отказать.
Впрочем, даже если бы Гакупо и мог на минутку заглянуть в мысли женщины, то, несомненно, торопливо бы покинул ее голову с таким ощущением, как если бы он заглянул под платье молодой барышни. Как скрыто самое главное под десятком подъюбников, так и важнейшие темы для рассуждений спрятаны под роем глупых и бесполезных раздумий над свежими сплетнями.
- Не откажите ли вы мне в удовольствии сыграть что-нибудь в четыре руки?
Оказывается, и дельные мысли посещают нежные женские головки.
- Боюсь, как бы мне не опозориться перед вами. Уверен, мой уровень совсем не соответствует вашему, миледи, - вежливо врал Гакупо, будучи совершенно убежденным в том, что в игре на рояле ему нет равных; по крайней мере, сейчас, в этом поместье.
- Но ведь вы даже не слышали моей игры, а уже беретесь утверждать, что я на ступень выше вас! – возмутилась Мегуринэ, совершенно не замечая лживости в словах графа. Уж в чем, но в искусном вранье Гакупо точно равных не имел.
- Что ж, прошу, исправьте это досадное недоразумение. Я буду рад послушать вашу игру.
Графиня чувствовала себя четырнадцатилетней юной девицей, к которой заботливая матушка приставила к любимой дочери гувернантку, как раз и обучившую молодую Люку игре на фортепиано. Тот день, когда Люке пришлось сдавать итоговый, сложнейший экзамен, Мегуринэ, наверное, никогда забыть не сможет – когда еще проснешься посреди ночи, схватишь партитуру, и дрожащими пальцами примешься играть экзаменационное произведение на воображаемых клавишах, опасаясь пропустить хоть одну ноту? К слову, экзамен был провален – юное дитя, не выдержав эмоционального напряжения, разрыдалось на середине произведения и едва не прищемило себе пальцы, в истерике захлопнув крышку фортепиано.
Люка заняла место на скамеечке за роялем, и, аккуратно расправив платье и сняв перчатки, глубоко вздохнула, стараясь успокоить волнение. Пальцы дрожали, совсем как в день экзамена, и графиня нарочно выбрала из своей памяти отрывок, который помнила лучше собственного имени – нет, правда, попробуйте разбудить ее посреди ночи, насильно усадить за инструмент, и услышите игру, близкую к совершенству.
Гакупо прислонился к роялю, и совесть уже не грызла его изнутри за такие фривольности; в конце концов чопорность никак не поможет по достоинству оценить таланты. А талант у Мегуринэ был, даже Гакупо это признавал, слушая мелодию, лившуюся из-под тонких пальцев графини, прикрывшей глаза.
- Изумительно, - Камуи всегда был щедр на похвалу, - ошибки почти незаметны.
- У вас невероятно тонкий слух, господин граф, - заметила Люка, чуть порозовевшая от положительной оценки ее способностей. – Так что же, я выдержала экзамен?
Гакупо хмыкнул.
- Да, и весьма достойно. Но что же будет, если я ошибусь ненароком?
- О, в качестве наказания я проведу урок и научу вас, как же сыграть верно тот замысловатый момент, где вы допустите ошибку.
- Я не согласен на наказание, совершенно ничем ни отличающееся от истинного наслаждения! Поверьте, вы играете лучше и лучше многих дам, слушать которых я имел неуд…удовольствие.
- Да вы склонны к страдальчеству, - Люка хитро улыбнулась, наблюдая за тем, как граф устраивается рядом, - я совершенно отвратительный преподаватель.
- Что ж, теперь у меня есть стимул. Как насчет...
Граф и графиня довольно быстро пришли к соглашению, выбирая, какое же произведение лучше сыграть; оказывается, Мегуринэ всевозможных этюдов и вариаций знала не меньше, чем Камуи.
Усиленные совершеннейшим резонансом звуки эхом отдавались в сердцах играющих, заставляли струны их душ дрожать, восхищаясь великолепием песни, лившейся из-под их пальцев. Лишь воистину волшебная музыка способна заставить человеческую сущность достигнуть экстаза, и Гакупо был уверен – рядом с ним сидела не женщина, а истинное дитя небес – совершенная его противоположность, такая чистая и такая воздушная.
Заключительный аккорд прозвучал неуверенно и слабо, будто бы Камуи не желал останавливать мелодию, хотел, чтобы эта эйфория, затронувшая его мертвое нутро, продлилась хоть немного дольше. Мегуринэ, прикрывшая глаза, улыбнулась, стараясь успокоить сердце, все еще бившееся в быстром ритме произведения:
- Вы упустили акцент в последнем аккорде, вот уж не ожидала от вас столь грубой ошибки. Что ж, сыграем заново?
- Вы воистину ангел, - с неподдельным восхищением заметил Камуи, накрыв своей ладонью маленькую женскую ладошку.
Люка была смущена комплиментом, совсем как юная, имеющая на уме своем исключительно балы да романы, барышня, и торопливо одернуть руку она не поспешила, но была готова это сделать, если Гакупо зайдет немного дальше, что тот и планировал.
- Надо же, в ваших словах нет ни грамма лести. Когда же я в последний раз слышала такие искренние комплименты?
- Я готов часами сравнивать вас с чистейшими созданиями Творца нашего, если вы только позволите. – Камуи смотрел женщине в глаза, понимая, что надежда остынуть и выбраться из теплых, согревающих лучей невинности гаснет с каждой секундой. – Я все сильнее влюбляюсь в вас.
Графиня покраснела, и тут ладонь графа сжала ее руку чуть сильнее.
- Только что… вы произнесли это вслух.
- Правда? – Гакупо был действительно удивлен, и в твердом взгляде его на мгновенье промелькнула паника. – Язык мой – враг мой, что ж поделать. Самое страшное то, что он, кажется, произнес правду.
- Так мне еще в любви никогда не признавались. Обычно мне месяцами докучают любовными письмами такие же скучные люди, как и эпитеты, которые они подбирают в своих посланьицах – им я внимания уделяю столько же, сколько и мошке на стене. Но, как бы я ни…
- Молю, ни слова больше! – Гакупо прикоснулся губами к оголенному плечу графини, целуя бледную, сладкую кожу.
Мегуринэ вся горела от той интонации, с которой говорил граф, от теплоты его прикосновений, но…
- Но граф, я не могу ответить вам…
- Я ведь подлец, - взгляд Камуи заметно погрустнел, когда граф, нарочно перебив Мегуринэ, не дал ей закончить фразу, - а подлецам дозволено вытворять подобное для достижения своих целей.
Гакупо прижался губами к губам Люки, обжег ядом этот оплот женственности, опорочил его. Мегуринэ предприняла попытку оттолкнуть мерзавца, но его рука предусмотрительно легла на талию графини, не позволив поцелую разрушиться.
Дракон вновь ощутил вкус человеческой плоти. Вкус, слаще и приторнее которого нет ничего на свете.
Прежде, чем ужасная боль острым лезвием полоснула слух Гакупо, тот успел отстраниться, опасаясь причинить вред графине. В следующую же секунду в уши Камуи ворвался драконий рев, достигающий самых глубин его тела, сотрясающий его мощной звуковой волной. Крик графа в сравнении с этим ревом был не громче комариного писка, но его было достаточно, чтобы Люка испуганно вскочила со скамеечки, наблюдая за тем, как Гакупо отчаянно прижимает руки к ушам, пытаясь заглушить неестественный звук, излишне громкий для человеческого тела.
- Граф, вы…Что с вами? – Мегуринэ сказала бы, что в комнате была идеальная тишина, нарушаемая разве что только воплями Гакупо, и причина страданий Камуи была ей непонятна.
Его слух подвергся тяжелейшему испытанию. Терзаемый децибелами, словно раскаленными иглами, одна за другой вонзаемыми в барабанную перепонку, Камуи рычал, раздираемый драконьим ревом, исходившим из самой его души, глаза его горели, и Гакупо был готов пронзить себя собственной же шпагой, лишь бы сократить мучения. Кажется, таким стонов, преисполненных столь ужасного страдания, не издаст и душа, проходящая сквозь Круги Ада.
Графиня в ужасе опустилась на колени, коснувшись пальцами ресниц – пальцы ощутили влагу. Люка плакала, ее сердце страдало от одного только лицезрения того, как скверна овладевает телом Камуи, причиняя ему поистине адскую боль.
- Я…я позову кого-нибудь на помощь! – Мегуринэ поспешила к двери, находясь под разлагающим мышление влиянием паники, и когда дернула дверную ручку, стало ясно – дверь была заперта графом. Весьма пре… непредусмотрительно с его стороны.
- Наверное, - охрипший от крика, внезапно раздавшийся за спиной голос графа напугал Мегуринэ едва ли не до смерти, - будь вы в состоянии мыслить ясно, вы назвали бы меня сущим дьяволом.
Камуи закашлялся, все еще рефлекторно прижимая ладони к ушам. Рев внезапно утих, но боль слепила, и дышать удавалось с трудом – вдохи получались неестественно отрывистыми.
- Граф, - Люки, прижав к груди руку, медленно приблизилась к прислонившемуся к роялю графу, испытывая жалость, возобладавшую над страхом, - могу ли… могу ли я оказать вам какую-нибудь помощь?
Камуи промолчал, только попытался подняться, опираясь о рояль. Подняв голову, он заглянул в глаза стоящей перед ним женщины, и стоило их взглядам встретиться, как Люка в ужасе прижала ладони к губам.
- Граф… Вы прокляты, не иначе! – голос Мегуринэ дрожал, и та поспешила отпрянуть, но одержимый змеем Камуи оказался быстрее, и молниеносным рывком его пальцы сомкнулись на тонкой шее графини.
Бездыханное тело с глухим стуком упало на пол.
- Послушай, Мику…
- Кайто! Ну снова ты меня прерываешь, и снова на ключевом моменте!
«Вот уж не знал, - Шион хмыкнул, - что детальное описание приготовления чая и есть ключевой момент во всей этой дурацкой истории».
- Мику! – Кайто вспылил, заставив бестолковую подружку, тут же надувшую губки, умолкнуть. – Позволь мне оставить тебя ненадолго, у меня есть кое-какие дела наверху.
- Но Кайто, я не хочу оставаться здесь одна! – Хацунэ принялась капризничать и верещать, чем все больше выводила Шиона, уставшего от беспрерывной пустой болтовни, из себя.
- О Господи…Хорошо, можешь пойти со мной, только, Бога ради, если я попрошу что-нибудь – выполни это беспрекословно.
- Конечно!
Мику буквально светилась счастьем, а Шион, уже порядком подуставший от ее назойливого общества, но не смевший от этого общества отказаться, опасаясь скандала, выглядел достаточно изморенным. Еще бы, несколько часов выслушивать веселое щебетание Хацунэ на английском, изредка сменявшимся французским от переизбытка чувств, - то еще испытание. Шион отличался редкостной флегматичностью и мягкотелостью, отчего не мог просто вежливо подняться и распрощаться с девушкой, как бы поступил Гакупо в его случае, и по этой же причине он позволил Хацунэ следовать за ним наверх, хотя она могла с легкостью, сама того не подозревая, разрушить все его намерения. Впрочем, Кайто сам толком объяснить не мог, зачем же ему нужно наверх и каков его план действий; единственное, что было совершенно точно ясно – нужно было отыскать Гакупо и выяснить, что же у него с той прелестной миледи, которую он под руку препроводил на второй этаж.
- Кайто, - плаксивым голосом позвала Мику, хватаясь за рукав шионовского сюртука, - мне страшно!
- Тише ты, - с досадой отмахнулся от девушки Шион, напряженно вслушиваясь, где же раздастся хоть какой-нибудь шорох, указавший бы на местонахождение Камуи и его возможной пассии.
Хацунэ обомлела от такой наглости - «тише ты»?! В ее пустой головке уже зародилась мысль о том, что непременно стоит отпустить рукав Кайто и нарочно остаться здесь, посреди лабиринта коридоров, чтобы тем самым выразить протест, но стоило ей взглянуть на мрачные тени, пляшущие на стенах, как это безрассудное желание немедленно пропало, и Мику поспешила догнать своего возлюбленного.
Кайто же шел медленно, но уверенно, усиленно напрягая тончайший слух, не присущий человеческому роду. Но, каким бы тонким его слух ни был, различить хоть что-то в шелесте платья Хацунэ удавалось с трудом, потому Шион замер, остановив жестом и Мику.
- Кайто, мы что, заблудились? – с опаской спросила Мику, не ведая, как сильно рассердила Кайто тем самым.
- Мику, дьявол тебя!..
Вздрогнув, Хацунэ умолкла, не упустив случая обидеться на свою пассию и мысленно пообещав себе, что непременно выскажет Шиону все, что она о нем думает, когда наступит момент расставания, а до тех пор можно придумать, какие же несуществующие грехи можно Шиону приписать для пущего эффекта.
Кайто же, воспользовавшись моментом затишья, напряженно вслушивался в тишину, и торжествующе ухмыльнулся, когда его слух уловил вдалеке смешок, принадлежавший, без сомнения, Гакупо.
- Пойдем, - теперь уже Кайто взял Мику за руку, опасаясь, как бы та не отстала, - и ни звука…хорошо?
Мику почувствовала, что голос Кайто снова стал привычно-мягким, но не посмела пойти Шиону наперекор, потому болтать и высказывать свое возмущение по поводу отнюдь не нежному обращению не стала, и просто последовала туда, куда Шион ее вел.
- Пожалуйста, отойди в сторону, - попросил Кайто, когда они достигли конца пути, остановившись у одной из многочисленных дверей.
- Хорошо, - Мику кивнула, но свое неудовольствие ей спрятать не удалось – что же от нее такого Кайто скрывает, раз просит отойти? Уж не тайную ли возлюбленную?
Кайто прижался ухом к двери, рассчитывая услышать разговор, как минимум, но увы – за дверью стояла полная тишина. Ошибиться дверью Шион не мог, он совершенно отчетливо слышал голос Камуи, потому был полностью уверен в правильности своего выбора. В конце концов, любопытство взяло над ним верх, и он тихо приоткрыл дверь, заглядывая внутрь.
- Ох черт.., - выдохнул Кайто, и Мику, заинтересованная донельзя, наперекор приказу Кайто засунула и свой длинный нос в щель.
В ту же секунду раздался высокий женский визг, и Кайто не оставалось ничего другого, кроме как зажать Хацунэ рот, чтобы та не шумела зря. Вообще, все порядочные женщины в подобные моменты просто обязаны изящно упасть в обморок, тихо ахнув, но Мику в класс порядочных не входила, потому чудом умудрялась верещать даже сквозь ладонь Кайто. Впрочем, верещать было из-за чего, и винить слабонервную девицу было бы несправедливо, ведь не каждый же день хрупкие, нежные создания сталкиваются с женскими трупами ослепительной красоты, на чьих мертвых лицах, в расширенных зрачках глаз, не укрытых веками, остался страшный отпечаток ужаса и боли?
- Госпожа Мегуринэ! – воскликнула Мику, с трудов убрав ладонь Кайто от своего рта.
- Мегуринэ? – недоуменно спросил Кайто, не ожидая, что его пустоголовая спутница окажется знакомой убитой (а Кайто был уверен, что женщина умерла не своей смертью).
- Кайто, черт тебя побери, - за дверью раздался низкий голос, и в следующий момент дверь распахнулась, явив взору Кайто осунувшегося Гакупо, сверлившего яростным взглядом притихшую Мику, - так и собираешься ждать, пока она привлечет своим писком внимание? Она здесь лишняя.
- Понял, Гакупо. – Шион уныло вздохнул, всем своим видом показывая, что был бы рад отказаться от исполнения приказа Камуи, скрытого меж строк, и опустил ладонь на шею дрожащей, удивительно быстро словившей, что же крылось за непонятными словами Камуи, Мику. - Прости.
- К-Кайто! Почему? – Хацунэ боялась пошевелиться, смутно осознавая, что Шион не пойдет против воли графа, и, к ее же счастью, совершенно не понимая, что Кайто убьет ее и из-за собственного, отчасти, желания.
- Положение обязывает, - холодно ответил Шион, усилив давление.
Бездыханная Хацунэ обмякла в его руках, и Кайто, войдя в комнату, осторожно уложил ее на софу. Как только голова девушки коснулась подлокотника софы, Шион мгновенно выбросил ее из головы, и не подумав о том, чтобы посмотреть на нее в последний раз. Слишком уж часто Кайто ее видел в последнее время, чтобы не насытиться обществом Мику вдоволь.
Гакупо стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, мрачно созерцая картину, сложившуюся в этой комнате, и изредка морщился, когда не угасшая до конца боль в ушах напоминала о себе.
- Думаю, бал пора заканчивать, - Кайто серьезно посмотрел на Гакупо, тщетно стараясь заглянуть ему в глаза – Камуи прятал взгляд, как мог, - я спущусь вниз и все улажу. И, Гакупо…я был бы рад, если бы рассказал мне, что здесь, - Кайто кивнул на труп графини, - произошло, черт тебя. Встретимся в гостиной.
Гакупо молча кивнул и покинул комнату первым, не глядя более на мертвое тело.
***
В камине тихо потрескивал огонь, согревая небольшую комнатку и одаривая ее теплым золотым светом. Окна были скрыты за задернутыми гардинами, не дававшим лунному свету и малейшей возможности проникнуть внутрь сквозь оконные стекла; да и что такое лунный свет против пламени в камине?
В таком уюте только и делать, что пить чай да вести занимательные беседы по вечерам, засиживаясь с собеседником до поздней ночи, а то и вообще не отправляясь на боковую до самого утра. Чая Кайто не обещал, но беседа обещала быть занимательной – давненько в глазах Шиона не появлялось выражения крайней растерянности, удивления и мимолетного испуга, как в тот момент, когда он заглянул в кабинет. В конце концов, Гакупо не был обязан отчитываться перед Кайто, вмешавшимся не в свои дела, но предстоящий разговор граф не расценивал, как отчет, напротив, ему было необходимо кому-то выговориться.
- Гости понемногу расходятся, - Кайто наконец появился в комнате, несказанно обрадовав этим скучавшего Гакупо, - так что скоро все утихнет.
Шион, вздохнув, расстегнул пуговицы сюртука, и, сняв его, уложил на спинку кресла, оставшись в рубашке и неизменном голубом шарфе, с которым не расставался и летом. С шарфом на шее куда жарче, чем в сюртуке, но характер Кайто, увы, был слишком мягок, чтобы бороться с устоявшимися привычками. Не привычками даже – фетишами, граф сказал бы, наблюдая со стороны за своим протеже весьма продолжительное время.
В ту ночь Гакупо был немногословен. Кайто молча слушал пересказ, нахмурившись, и старался не заглядывать Камуи в глаза. Совершенно нечеловеческие, вертикальные драконьи зрачки еще не успели принять нормальную форму, однако Кайто волновало совсем не это. Смог ли сам Гакупо окончательно прийти в нормальное состояние?
В последний раз, когда проклятая драконья душа выходила из-под контроля, Камуи неистовствовал не один день, и Шиону приходилось едва ли не насильно его обездвиживать, чтобы лишних дел не натворил. Кайто хорошо помнил, какими страданиями окупилась мимолетная слабость Камуи по отношению к девушкам, и искренне не представлял себе, каким же невероятным созданием должна была быть Мегуринэ, чтобы Гакупо позабыл о том, какую боль претерпевал несколько лет назад.
Рассказ, к неудовольствию Кайто, был завершен. Шион надеялся на куда более распространенное повествование, Гакупо же ограничился кратким пересказом событий, что было совершенно на Камуи, склонного к длинным, рассудительным речам, не похоже. В этот раз излишне яркие эмоции по поводу пережитого мешали расставить все на свои места.
- Мог бы поговорить подольше, - недовольный, Кайто наконец повернулся к Гакупо, уставившись на него требовательным взглядом.
Граф ухмыльнулся, наблюдая за тем, как шевелились шионовские губы с каждым произнесенным словом, искажаясь в безмолвной гримасе. Безмолвной для него.
- Шион, я тебя, - Гакупо выдержал короткую паузу, - не слышу.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только сосредоточенным сопением Кайто. Кайто похлопал глазами, ожидая, что Гакупо поздравит его с днем дурака, но поздравлений не было, да и какой день дурака, когда за окном ноябрь?
- Правда не слышишь? – Шион не нашел более уместного вопроса, хотя, в сложившейся ситуации никакая устная речь не могла быть уместной.
- Читать по губам, несомненно, занятие увлекательное, - Гакупо хмыкнул, - но неимоверно сложное без продолжительной практики. Буду рад, если ты избавишь меня от обязанности им заниматься.
Кайто растерянно кивнул, совершенно не понимая, отчего же Камуи так спокоен. Только что до его синеволосой макушки наконец дошло, что, само собой, драконий рев оставил отпечаток на слухе Гакупо и бесследно не прошел, и смириться с тем, что близкий товарищ совершенно оглох Кайто не представлялось возможным.
- Спокойной ночи, Шион, - Гакупо поднялся с места. - Прости, что нагрузил проблемами.
Разговор был окончен.
***
Гакупо, вздохнув, опустился на кровать, и, опершись локтем о колено, запустил пальцы в волосы. Мысли, кружившиеся в его голове, неприятно кололи и царапали душу. «Я чертов грешник, - Камуи сжал прядь волос в кулаке и стиснул зубы от ярости и бессилия, - еще и Кайто втянуть умудрился. Чем я не истинный дьявол?».
- Влюбился в женщину и убил ее, получив отказ… Либо мерзавцы, либо дураки способны опуститься до такого идиотского поступка. Боюсь, я отношусь и к тем, и другим.
- Ты действительно дурак, Гакупо.
Камуи не видел и не слышал, как в дверях его спальни появился Кайто, чуть более взъерошенный, чем обычно, и выражением крайней обеспокоенности на лице, но почувствовал, и, подняв голову, нахмурился. В тусклом, колеблющемся свете свечи морщины под глазами графа казались такими глубокими, а глаза – безжизненными, как заметил Кайто, с горечью всматриваясь в лицо Гакупо, но кто знает – возможно, то была игра света.
Шион не собирался простоять всю ночь, прислонившись к дверному косяку, и, приблизившись к Камуи, сел по-турецки на ковер прямо перед ним, заставив графа с иронией изогнуть бровь.
- Простудишься и помрешь – то еще счастье будет, дурень, - Гакупо смотрел на своего протеже сверху вниз, и, стоит отметить, ему это нравилось.
- Ты еще глупее меня, поверь, - горько улыбнулся Кайто, так, словно бы хотел что-то сказать, но не мог.
Камуи внимательно следил за тем, как изгибаются нежными линиями бледные губы Шиона. «Такие бледные, - думал граф, - как розы, укрытые первым снегом. Садовник обязан уберечь их от погибели, иначе увядшие розы не будут радовать глаз. Как жаль же иногда, что мое положение куда выше положения простого работящего!». За своими мыслями Гакупо совсем забыл вникнуть в то, что Шион хотел до него, оглохнувшего, донести, и искренне понадеялся, что ничего важного Кайто не произнес.
- Изволь уж объясниться, зачем пришел, - вздохнул граф, пытаясь заполнить затянувшееся, угнетающее молчание.
Кайто приоткрыл рот, собираясь начать, но не произнеся ни звука, молча заглотил воздух и торопливо сжал губы, отведя взгляд в сторону. Может, Гакупо и заметил бы эти странные метания, но, увы, был занят другим. Он с интересом наблюдал, как тени пламени свечи пляшут на шионовских ключицах, не скрытых рубашкой; пляшут на тонких запястьях, красивых пальцах; скользят везде, безнаказанно дотрагиваясь, а Кайто и не чувствует этих невесомых прикосновений, равно как и Гакупо не слышит голоса Шиона.
- Ты говорил, что был влюблен в Мегуринэ, и, получив отказ, убил ее, не совладав с собой, - Кайто, сглотнув, все же начал свою речь, и Гакупо, к счастью, успел перевести взгляд на его губы и сконцентрироваться на понимании, нежели на глупых образах, - но…ничерта ты в нее влюблен не был, просто хотел скоротать ночь в ее обществе. Любил бы – не отослал на тот свет, и глазом не моргнув.
Камуи усмехнулся.
- Наверное, из меня чтец по губам весьма паршивый, либо ты действительно пытаешься меня оправдать. Зачем оно тебе? Сам-то и не подумал уберечь свою прелестную пустоголовую леди от смерти.
- Я не любил ее, - нахмурился Кайто, - и не полюбил бы, даже если бы влил в себя предварительно с литр чего-нибудь горячительного.
- Тогда чего ради ты устраивал все эти поистине идиотские приемы и балы, не упуская возможности пройтись передо мной с той девушкой под руку? – Гакупо говорил совершенно спокойно, но Шион чувствовал, что тот медленно начинает раздражаться.
Кайто отвернулся, и с неохотой ответил:
- Я хотел разжечь в тебе ревность.
Камуи мог читать по губам, но по затылку читать еще не научился, и вряд ли научился бы когда-нибудь, потому не смог ни услышать, ни прочесть сказанного не вовремя отвернувшимся Шионом. Вздохнув, граф с неохотой опустился на ковер, на колени, и, протянув руку, взял Кайто за подбородок и насильно заставил повернуть голову.
- Как затрепетал, - хмыкнул граф, отмечая, как незамедлительно заалели шионовские уши. – А теперь повтори предыдущую фразу так, чтобы донести ее до меня. Я хочу получить ответ.
- Я хотел…разжечь в тебе ревность.
Графа, наверное, уже сложно было чем-либо удивить в этой долгой жизни, но тот понимал – Шион совершил невозможное. Кайтовские щеки совсем покраснели от румянца, а губы искажались в беззвучной гримасе – говорил что-то. Камуи уже не хотел всматриваться в каждое их движение, заранее зная, какую чушь Шион нес. Оправдаться хотел, извиниться, наговорить ерунды, а потом подняться, развернуться и уйти, и, наверное, совершить самоубийство с облегчающей боль мыслью: «Я это сделал». Допускать последнего Гакупо не собирался.
- Ты слишком много болтаешь, Шион, - Кайто тотчас поспешил умолкнуть и смущенно отвести взгляд. – Разжечь ревность, да? Как тебе в голову могла прийти такая чушь, ума не приложу…
И в то же время Камуи благодарил небо за то, что Шион не был наделен способностью читать мысли, иначе он быстрее самого графа понял бы истинные мотивы знакомства с Мегуринэ. «Кажется…я тоже хотел заставить тебя ревновать».
Кайто ждал чего-то с замершим, не смеющим шелохнуться сердцем. Отчего-то ему казалось, что Гакупо, все еще держащий его двумя пальцами за подбородок, непременно…удушит его за мысли о том, что благородный граф, прослывший истинным рыцарем и покорителем женских сердец, опустится до содомии – не иначе, как абсурд. Пожалуй, Кайто впору было бы читать молитву, но святые слова некстати выпали из закромов его памяти, да и вообще: сложно вспомнить то, чего не знал. К счастью же Шиона, Гакупо, вздохнув, наконец отпустил его и, молча разувшись, улегся на кровать как был, в одежде.
В голове Кайто немедленно заворошились тревожные мысли о том, что Камуи, по меньшей мере, обиделся – о боже, как же смешно звучит! – но подумать о том, что даже бессмертные к концу тяжелого дня мечтают хорошенько выспаться, Кайто не смел, имея склонность все усложнять, и даже собирался уныло плестись в свою комнату, как тихий голос Гакупо вытащил его из пучин отчаяния:
- Будь добр, погаси свечу, прежде чем разделить со мной это ложе.
Стоит ли говорить, что просьбу графа Кайто выполнил без промедления?
Вопрос: вторая часть?
| 1. да | 48 | (100%) | |
| Всего: | 48 | ||
@темы: Megurine Luka, Gakupoid, Kamui Gagupo, Hatsune Miku, fanfiction, KAITO, Kagamine Len, Kagamine Rin, MEIKO
-
-
13.02.2011 в 22:16-
-
13.02.2011 в 22:41-
-
13.02.2011 в 23:09Жду продолжение
-
-
13.02.2011 в 23:43Говорите, должно быть продолжение? Буду ждать.
-
-
15.02.2011 в 11:16По мере прочтения возник ряд вопросов, просветите меня пожалуйста)))
Вопросы
Сама история интересная и я очень надеюсь на продолжение
-
-
15.02.2011 в 13:21честно - просто рандомная дата, намекающая на то, что ребятки живут черт-знает-сколько.
- Дракон есть у всех трех или только у Камуи?
по логике вещей: Лен спокойно толковал о событиях 93-летней давности, и Кайто ничуть не удивился всплеску в Гакупо, упомянув, что такое происходило и раньше - стало быть, драконы все.
- И меня очень интересует, что же теперь будет делать Мейко?)
вторая часть покажет.)
спасибо за приятные отзывы.)
-
-
15.02.2011 в 20:11Фик не мешало бы отполировать, но в общем приятно читаем и история яркая. Автор молодец *даже не смотря на то, что я фонад Гакупо/Лука и жуткий ненавистник Гакупо/Кайто хД* :3
-
-
15.02.2011 в 21:13мораль - нехрен лезть к бабам без их на то согласия. представьте - вот вы чудесный Казанова, переимели половину графства, и тут вам внезапно сообщают, что все - вы бессмертны, но это бессмертие нельзя использовать для того, чтобы переиметь оставшуюся половину, ибо драконы, как известно, не травоядные, и вкус человеческой плоти их возбуждает, мягко говоря. при поцелуе Гакупо, само собой, его ощутит - и финал известен. просто Лен с Кайто уж смирились с таким неприятным ограничением, а Гакупо - нет.
ну, Рин тоже дракон, ибо ей стоило б удивиться - какого черта у нее уже седые волоски на голове и морщины под глазами, а Лен до сих пор юн и свеж,
как попка младенца. они одного возраста, значит, Рин тоже не обошло чудное проклятье.а из этого следует, что она - не человек, поэтому Лен может развлекаться с ней сколько угодно, и с ума он сходить не будет.
логический вывод: Лен - натурал. хд
-
-
15.02.2011 в 23:15Ну я следовал той же логике, но просто вы в шапке указали только Гака, Кайто и Лена, ну оно и навело на мысль, что, мжт, у ваших драконов есть куча каких-нибудь чудесных фичей. Ну, к примеру, способность к какому-нибудь там прерождению, в результате которого у дракона Лена могла появиться сестра-человек Рин хДДДДД
логический вывод: Лен - натурал. хд
Еееее, я всегда это знал хД